Закончив мысленно инспектировать свои внутренние органы и прочие руки-ноги, капитан стал прислушиваться к голосам. Судя по всему, один из ментов - вроде бы, сержант - нес при нем караульную службу, а другой как раз завершал тщательный и тщетный - обыск машины.
- Вот блин, надыбали мы с тобой работенку, Степанов, - сетовал он, заканчивая потрошить заднее сиденье. - Сейчас бы домой, к теплой бабе под бок, а тут болтайся, как хрен в проруби...
- К бабе - это дело, - согласился Степанов, - Как твое хозяйство-то, цело? Я уж было подумал, что больше тебе по бабам не ходить.
- Обижаешь, - хмыкнул лейтенант. - В школе милиции, чтоб ты знал, перед выпуском всем будущим лейтенантам яйца покрывают скорлупой повышенной прочности - для сохранности ценного генофонда, понял? Как там наш крестник - жив еще?
- Да жив, куда он денется.
-Куда денется... Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие. Вот замочил бы ты его раньше времени, что бы тогда делал? Посылочки-то не видать, а без нее возвращаться не ведено. У кого бы ты тогда про посылочку спросил? Проверь-ка,
кстати: может, он уже выспался?
Степанов ткнул Алехина сапогом под ребра. Капитан застонал и открыл глаза.
- С добрым утречком, - приветствовал его сержант. - Милости просим обратно в компанию. Скажешь, что у тебя спрашивают, или еще поиграем?
Алехин с трудом разлепил разбитые в лепешку губы.
- У тебя дети есть, Степанов? - прохрипел он.
- Нету, - раотерялся тот. - На хрена они мне нужны, спиногрызы?
- Это хорошо, - сказал Алехин.
- Чего это?
- Мудаков на свете меньше.
Он попытался приподняться, и тут Степанов, сладострастно хэкнув, нанес ему полновесный удар в живот. Алехин, корчась, пытался отползти к машине, беспомощно скребя ногами по земле, а раскрасневшиеся, вошедшие в раж гаишники азартно избивали его сапогами и прикладами автоматов.
- Гля, Петрович, ползет! - пропыхтел Степанов, деловито обрабатывая правый бок своей жертвы остроносыми хромовыми сапожищами сорок пятого размера.
- Пускай ползет, - отозвался лейтенант, трудясь над левым боком. - Земля круглая, приползет обратно, как миленький. И ведь какой, пидорюга, упорный! Ну, куда ты ползешь? Ползком от нас не уйдешь. Ни ползком, ни бегом, ни на машине, потому как мы - органы охраны правопорядка! Правопорядка, ясно? А ты, пидор гнутый, мешаешь нашей работе, колоться не хочешь. Где посылка, паскуда? Где, говори!
Некоторое время возле шлагбаума слышались только глухие звуки ударов да хриплое одышливое дыхание трех человек, затеявших в этом забытом месте старую как мир игру. Постепенно Алехин почти перестал ощущать боль. На свете не осталось ничего - ни боли, ни надежды, ни даже обиды. Ничего, кроме почти инстинктивного стремления доползти до машины, забиться под обросшее грязью днище, туда в душную темноту, где не достанут ни сапожища, ни приклады...