Привязанный живот стеснял движения, но что поделаешь, в одном деле помеха, а в другом помощь. Сомнения стали закрадываться в душу Светланы Жильцовой, когда она уже подъезжала к Спасо-Андроникову монастырю.
«А вдруг места на стоянке не окажется? – подумала она. – А ведь я рассчитала время по секундам».
Свободное место нашлось. Но Светлану ожидал еще один сюрприз: возле ограды расположилась съемочная группа – оператор с телекамерой, вышка, автобус, выехавший на тротуар, и человек десять-двенадцать обслуги. Снимали какой-то клип явно православно-христианского содержания. Начали, наверное, недавно, толпа только собиралась. Съемочную группу окружало человек сорок, и ассистент режиссера тщетно пытался призвать зевак к порядку, чтобы не лезли в кадр.
Светлана, стараясь не привлекать к себе внимания, хотя с ее животом это было непросто, выбралась из машины. Ею заинтересовались, но всего лишь на пару секунд: у ограды монастыря появился певец с огромным золотым крестом на волосатой груди и принялся беззвучно разевать рот, а из динамиков грянула оглушительная песня – что-то про купола, кресты и бессмертную святую Россию, в припеве незаметно превратившуюся в матушку-Русь, будто это две разных страны.
«С одной стороны, хорошо, – подумала Светлана, – толпа, в ней нетрудно затеряться. Но с другой стороны, неровен час.., еще попадешь в кадр».
Что-что, а это не входило в ее планы. Запахнув плащ, так, чтобы максимально скрыть фальшивый живот, набросив капюшон, Светлана двинулась к арке.
Ее руки были в тонких кожаных перчатках серого цвета, в тон плащу. На ногах – туфли без каблука на мягкой подошве. Она двигалась неторопливо, искусно имитируя походку женщины на сносях: ставила ногу на всю ступню, и казалось, каждый шаг дается ей с трудом.
Уже почти у самого подъезда Светлана взглянула на часы: без десяти семь. Значит, минут через десять появится тот, кто ей нужен, тот, за кого ей платили деньги.
«Пять, два, три», – вспомнила она, нажимая три кнопки кодового замка.
Послышалось жужжание. Дверь разблокировалась, Светлана потянула ее на себя, оглянулась. Никто не видел, как она вошла в подъезд. Жильцова поднялась по лестнице и остановилась у окна, на площадке между третьим и четвертым этажом.
Отсюда отлично просматривался весь двор, была видна арка на противоположной стороне и козырек над подъездом, засыпанный битым стеклом, пробками от бутылок, обвалившейся штукатуркой. На подоконнике стояла жестяная банка с водой, в которой плавали окурки. Подоконник широкий, на таком было удобно сидеть, свесив ноги, и курить.