Забродов захлопнул заднюю дверь и, насвистывая, направился к водительскому месту. Было шесть утра, солнце еще не встало, но небо было чистым и постепенно наливалось светом.
- А денек-то будет ничего себе, - вслух сказал Илларион.
Дойдя до передней дверцы, он остановился и вполголоса выругался. Дверца была грубо взломана - судя по всему, с помощью обычной монтировки.
- Это уже не смешно, - строго сказал он в пространство. - Сколько можно, в самом деле?
Он заглянул в салон, чтобы определить нанесенный автомобильными ворами ущерб. Как ни странно, все было на месте, за исключением подаренного когда-то Мещеряковым шикарного набора отверток, который хранился в бардачке. Магнитола, старенький "кенвуд", мирно покоилась в своем гнезде. Магнитолу не взяли потому, что у нее была съемная передняя панель, без которой прибор разом терял половину своей стоимости.
- Кстати, - сказал Илларион, вынул из кармана пластмассовый футляр, похожий на футляр для очков, извлек из него миниатюрную панель и установил на место.
- Погибать, так с музыкой, - мрачно пошутил он.
Вздохнув, он достал из багажника молоток и несколькими ударами более или менее выровнял смятый, покореженный металл. Теперь дверца худо-бедно закрывалась, хотя вид у нее, конечно, был аховый. Илларион снова вздохнул. Настроение было испорчено.
- Черта с два, - сказал он, обращаясь к неизвестным любителям шарить по чужим машинам. - Плевать я на вас хотел. По распорядку у нас рыбалка. Вот и будем рыбачить.
По дороге он все же заехал к Репе, но ему никто не открыл - Репа не то крепко спал, не то еще не вернулся из своих ночных похождений. Илларион пожал плечами: куда он денется? Рыбалка - значит рыбалка.
И вообще, человек должен быть хозяином своего настроения. Подумаешь, дверца...
Ведя "лендровер" прочь из города, он уже подпевал своему "кенвуду", старательно не вспоминая ни об изуродованной дверце, ни о полковниках, ни о вчерашнем разговоре со Старковым. Старков его не волновал: в конце концов, каждый волен выбирать образ жизни сам. Во всяком случае, о спецназе писать он больше не станет, да и спецназу от его писанины ни жарко, ни холодно. Старковы приходят и уходят, а спецназ остается - хороший или плохой, но в различных формах он существовал во все времена, так что начинать свою книгу господину Старкову надо было, пожалуй, не со Второй мировой, а с той поры, когда человек обнаружил, что спорные вопросы проще всего решаются с помощью каменного топора.
Вот только как теперь смотреть в глаза соседке...
Илларион постарался убедить себя, что его поездка на лоно природы вовсе не является бегством от собственной совести, олицетворенной теперь Аллой Петровной, которую он так по-свински подвел, но это ему не очень удалось. Называется, сделала приятное соседу."