- Не пошла, - выпрямляясь, хрипло согласился Шинкарев. - Надо водочки взять. Ты как?
- Водочки? - глубокомысленно переспросил каменщик и с сомнением посмотрел на него. - А ты не сложишься, Митрич?
- Сам не сложись, - огрызнулся Сергей Дмитриевич. - Ну, ты идешь, или я один?..
- Нет, Митрич, - вздохнул Стась, - одного тебя не пущу.
Он в три огромных глотка допил остатки, швырнул опустевшую бутылку в кусты и, хозяйственно завернув недоеденный сырок в забытый мастером носовой платок, заторопился за Шинкаревым, который, слегка покачиваясь, уходил по аллее сквера, держа курс на светившуюся неподалеку неоновую вывеску гастронома.
Глава 6
Был первый час ночи, но Иллариону не спалось - видимо, сказывался утренний сон. Забродов относился к подобным вещам философски даже в те времена, когда сон был на вес золота: никакой трагедии в ночном бодрствовании он не видел. Часом больше, часом меньше - какая разница? Организм не дурак, и загнать его насмерть довольно сложно - он все равно улучит момент и возьмет свое, так о чем беспокоиться?
Поскольку день все равно пропал, Илларион полностью посвятил его чтению, прервавшись лишь дважды: сначала к нему приходил майор, а потом привезли колеса для "лендровера". Установив колеса, знакомый автомеханик отправил помощника обратно в мастерскую, а сам сел за руль вездехода и погнал следом - закрашивать непечатную надпись на дверце.
Отложив Стивенсона, Забродов решил скоротать вечер в более солидной компании и завалился на диван, прихватив с собой "Критику чистого разума" Канта.
Почитав час, он почувствовал, что у него слипаются глаза, но для верности эффект следовало усилить, и он упорно продолжал читать, старательно тараща самопроизвольно закрывающиеся глаза и подавляя зевоту.
Здесь, по крайней мере, все было солидно и тяжеловесно, и в сухих отточенных периодах не усматривалось ни малейшего намека на окружавшие Иллариона повседневные реалии наподобие подозрительных милицейских майоров.
Илларион отчетливо видел, что возбудил у майора Гранкина самые мрачные подозрения относительно своей персоны, но склонен был плевать с высокой колокольни и на подозрения, и на самого майора. Он сочувствовал Гранкину: судя по всему, дело ему досталось гиблое, И помочь в раскрытии мог разве что случай. При всем своем сочувствии Илларион не собирался стать счастливым билетом для майора, чтобы взять на себя чужую вину. Он подумал, что информация по этому делу наверняка вот-вот ляжет на стол к полковнику Сорокину, если уже не легла, и криво усмехнулся: то-то обрадуется старый знакомый, увидев в отчете Гранкина знакомую фамилию!