– Хорошо, – совсем уже тихо, так, что не только заинтересованные зрители, но и сама Вера Степановна с трудом могла разобрать его слова, сказал молодой человек, – я вам скажу. Дело в том, что доллары, которые вы пытались положить на счет в нашем банке, оказались фальшивыми.
– Этого не может быть, – с царственным пренебрежением ответила Вера Степановна, но вырываться перестала и покорно направилась за молодым человеком к неприметной двери в глубине помещения, на которой красовалась солидная, как и все здесь, черно-золотая табличка с надписью: «Посторонним вход воспрещен».
Публика вздохнула – бесплатное представление закончилось – и вернулась к своим прерванным занятиям, а через полчаса мадам Лопатина и ее сын Юрий разъехались из банка в разных направлениях: она – в ближайшее отделение милиции, а он, на «Мерседесе» начальника службы безопасности банка – домой, на скамеечку у подъезда. По дороге водитель «Мерседеса» пытался развлечь его разговором, но Юрка молчал и невидящими глазами смотрел в окно. Он понимал, что на него свалились крупные неприятности, но никак не мог сообразить, что он такого сделал, чтобы заработать себе такое сомнительное счастье.
Илларион застал своего старинного приятеля за интереснейшим занятием. Марат Иванович сидел за письменным столом в своем уютном грязноватом кабинетике и бережно перелистывал хрупкие и пожелтевшие от времени страницы какой-то инкунабулы. Страницы были неровными по краям, а кожаный переплет с позеленевшими медными застежками был основательно тронут плесенью и даже, как показалось Иллариону, погрызен мышами.
На усохшем, как старый пергамент, морщинистом лице Марата Ивановича застыло выражение жалости и возмущения одновременно, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что старик готов разразиться гневной речью и ждет только благодарного слушателя, чтобы начать разговор. У Забродова появилось малодушное желание тихонько прикрыть дверь и скрыться, но Марат Иванович, краем глаза заметив какое-то движение, поднял голову и вопросительно взглянул на Иллариона поверх очков.
– Ага, – сказал он, – явился! – Илларион развел руками, показывая, что да, явился, но, если не вовремя, то он может уйти. – Ты посмотри, что вытворяют некоторые наши, с позволения сказать, соотечественники! Да ты проходи, садись…
Илларион вошел, осторожно опустился в стоявшее сбоку от стола антикварное, ручной работы, неимоверно удобное и располагающее к долгому отдыху и неторопливым размышлениям кресло, придвинул к себе малахитовую пепельницу, которую некурящий Марат Иванович держал для гостей, а в отсутствие оных использовал в качестве пресс-папье, и закурил, деликатно пуская дым в сторонку.