...Она перевернулась на живот, оттолкнулась от пола руками и попыталась вскочить, но тяжелый пинок в ребра отшвырнул ее к стене. Падая, она обрушила полку и почти до кости распорола ладонь обо что-то острое. Машинально посмотрев на попавшийся под руку предмет, она увидела, что это горлышко бутылки, которую она швырнула в стену всего несколько часов назад. Бутылка была толстостенной, осколков получилось мало, и горлышко переходило в длинный кривоватый стеклянный зуб, о который Катя и распорола ладонь. Это было, как во сне или в кино, и в Кате внезапно вспыхнула злоба: “Какого черта, — стиснув зубы, подумала она, — какого черта, ведь это не кино, ведь эта жирная скотина хочет изнасиловать меня и убить, и никто ему в этом не помешает! Так какого же черта ты в такой момент думаешь про какое-то дурацкое кино!”
Ненависть подействовала, как ледяной душ.
В глазах прояснилось, шум в голове куда-то исчез. Катя стала спокойной и сосредоточенной. Спокойно и сосредоточенно она сомкнула скользкие от крови пальцы на горлышке бутылки, и, все так же спокойно и сосредоточенно собрав последние силы, со всего размаха погрузила стеклянный клык в мошонку незнакомца, когда тот обрушился на нее сверху, пытаясь распластать ее по полу.
Он отшатнулся, тяжело опустившись на колени и обхватив двумя руками свое полуотрезанное хозяйство. Руки его мгновенно покрылись красной блестящей кровью.
Он с почти комичным недоумением посмотрел вниз, и тогда Катя хрипло спросила, с трудом шевельнув разбитыми губами:
— Больно?
— Сука... — растерянным тоном произнес он, глядя, как, просачиваясь между пальцами, капает на пол его кровь.
Катя хотела еще раз ударить его своим импровизированным оружием, но обнаружила, что стеклянный клык обломился при ударе и, похоже, засел в теле насильника. Она отшвырнула в угол ставшее бесполезным бутылочное горлышко и изо всех сил ударила пяткой по прикрывающим пах окровавленным рукам. Ее гость пронзительно закричал, как раненый заяц, и тяжело повалился на бок, корчась в конвульсиях. Забыв о боли в избитом теле, Катя вскочила на ноги и метнулась в сторону прихожей, но взломщик, которого она слишком поспешно сочла выведенным из строя, успел схватить ее за лодыжку, так что в прихожую она влетела головой вперед и с маху рухнула грудью на что-то твердое и угловатое, едва не потеряв сознание от новой боли.
— Су-у-ука-а-а, — выл искалеченный ею человек, тяжело ворочаясь на полу. — Убью, сука-а-а...
Катя с трудом подняла тяжелую, как чугунное ядро, голову и оглянулась, явственно услышав, как хрустят шейные позвонки и поскрипывают дрожащие от напряжения сухожилия. Убийца попытался встать на колени, но, зарычав от боли, снова упал на пол. Спустившиеся до середины бедер голубые джинсы стали ярко-красными, рот широко разевался в зверином вое. Пачкая кровью куртку, он полез правой рукой за пазуху, извлек оттуда большой черный пистолет и попытался взвести курок большим пальцем. Окровавленный палец соскочил — раз и еще раз, пистолет прыгал в дрожащей руке так, что Катя все время теряла из вида черное отверстие дула, завораживающее, как змеиный зрачок.