— Я и забыл, что ты умираешь от жажды. Пей вволю. Времени у нас предостаточно. Я хотел показать тебе кое-что, но это может подождать.
Пьятон тоже пошевелил губами, и мне показалось, что на лице идиота мелькнуло сострадание. Это привело меня в чувство — может быть, лишь потому, что я уже успел съесть несколько горстей снега. Проглотив еще одну, я, не вставая с колен, сгреб новую и спросил с набитым ртом:
— Ты рассказывал мне о Пьятоне. А почему он не может говорить?
— Ему, бедняге, не хватает дыхания. — У него наступила эрекция, и он помог себе рукой. — Как я уже говорил, я управляю всеми сознательными функциями своего организма, а вскоре смогу управлять и бессознательными. Посему, хоть Пьятон и в состоянии пока шевелить губами и языком, он подобен музыканту, нажимающему на клапаны трубы, играть на которой не в силах. Скажи мне, когда ты утолишь жажду, и я провожу тебя туда, где есть пища.
Я проглотил очередную порцию снега.
— Жажда больше не мучит меня. И я действительно очень голоден.
— Прекрасно, — сказал он и, повернувшись к окнам спиной, подошел к боковой стене комнаты. Я тоже приблизился к ней и увидел, что она вовсе не каменная, как мне до сих пор казалось. Стена была сделана из хрусталя или толстого дымчатого стекла; сквозь нее я увидел хлеба и множество невиданных яств, застывших в идеальной гармонии, словно на натюрморте.
— Ты владеешь талисманом власти, — сказал Тифон. — Дай его мне, и мы сможем открыть шкаф.
— Я что-то не понимаю, о чем ты. Тебе нужен мой меч?
— Мне нужно то, что висит у тебя на шее, — ответил он и протянул руку. Я отпрянул.
— Он не имеет никакой власти.
— В таком случае ты ничего не теряешь. Дай его мне.
Пока Тифон говорил, голова Пьятона едва заметно качнулась из стороны в сторону.
— Это всего лишь бесполезная побрякушка, — сказал я. — Когда-то я думал, что она наделена большой властью, но однажды я попытался вернуть жизнь одной прекрасной женщине, и эта штуковина оказалась бессильна. А вчера мне не удалось воскресить мальчика, с которым я путешествовал. Откуда ты знаешь об этой вещи?
— Я все время за тобой следил. Я забрался повыше, и мне было хорошо вас видно. Когда мое кольцо убило ребенка и ты к нему подошел, я заметил священный огонь. Тебе, собственно, не обязательно отдавать камень мне в руки — не хочешь, не надо, — просто сделай то, что я тебе скажу.
— Ты мог бы нас предупредить, — заметил я.
— А зачем? Тогда вы ничего для меня не значили. Ты хочешь есть или нет?
Я достал камень. Ведь в конце концов его уже видели и Доркас, и Иона, да и Пелерины, говорят, выносили его на обозрение по большим праздникам. Он лежал у меня на ладони, померкший, как простой осколок синего стекла.