В угасающем свете я пригибаюсь все ниже и зашиваю Флако горло. Разрез пищевода сразу над кадыком между двумя треугольными хрящами, видно первое хрящевое кольцо трахеи - в этом месте трудно работать быстро, потому что легко повредить голосовые связки. Но мне некогда заботиться о таких мелочах, как голосовые связки. Раньше мне не приходилось проводить серьезные хирургические операции, но сейчас я быстро зашиваю пищевод, надеясь, что делаю это правильно. Обезьяны на краю кратера кричат и завывают, и я не могу думать, не могу решить, те ли места сшиваю. Нижняя часть пищевода неожиданно кажется мне слишком похожей на тонкую кишку. Но я продолжаю шить, удивляясь ущербу, который причинен позвоночнику Флако. Потребуется серьезное лечение, сейчас я такое не могу дать. Кровь смачивает укрывающую его белую простыню.
Я осматриваюсь в поисках ровного камня, чтобы разложить окровавленные скобки, и слева от меня появляется девочка, лет десяти. Я протягиваю ей скобки, и они говорит: "Спасибо, дедушка!" и улыбается мне. Я смотрю ей в лицо - тонкое лицо с резко выделяющимися чертами, кожа светлая, как у европейца, и гладкая, как у фарфоровой куклы. Мне девочка кажется знакомой, и я рад ее видеть, но не могу вспомнить ее имени.
Я бросаюсь к лежащей на камне Тамаре, наполняю шприц антимозином, мягко поднимаю ей голову и делаю укол в шею. Эйриш тянет меня за рубашку.
- А мне ты разве не поможешь? Я умираю! Помоги мне! - кричит он.
Я оглядываюсь на него, удивляясь, как хорошо он говорит с перерезанным горлом. Лицо его усеивают капли пота, зрачки сузились от ужаса. Он снова тянет меня за рубашку, но я гневно отбрасываю его руку.
- Я занят! - говорю я.
- Слишком занят, чтобы помочь мне, старый трахальщик? Слишком занят, чтобы помочь? - Ноги его начинают дергаться, он судорожно бьется. Простыня вздымается, и я знаю, что он умирает.
Неожиданно все обезьяны на краю кратера начинают выть. Флако изгибает спину и кричит; швы рвутся и кровь брызжет из пореза. Глаза Тамары начинают стекленеть, и я понимаю, что ей нужна еще одна инъекция. Эйриш поднимает руки и протягивает их, как будто просит о милосердии.
Вздрогнув, я просыпаюсь на койке в трубе размером с гроб; над головой единственная тусклая лампа. Белые пластиковые стены пахнут новизной, слышится приглушенная веселая музыка, которая совершенно не соответствует моему настроению. У меня перед глазами по-прежнему Эйриш с перерезанным горлом, и я пытаюсь отогнать это видение, сосредоточиться на чем-нибудь другом. Сломанная лодыжка привязана к койке, поэтому я не могу увидеть свою ногу, но боль, подобная осиным уколам, говорит мне, что врачи вставили иглы, чтобы соединить мои кости - это очень длительное лечение, его обычно применяют к спортсменам.