Старейший указал Крону место напротив себя, пододвинул к нему чашу с похлёбкой.
- Ешь, - сказал он, протягивая лепёшку.
Крон отломил кусочек лепёшки и положил в рот.
- Говорят, у вас рабы взбунтовались? - неторопливо жуя, спросил Старейший.
- Не у нас, а в Паралузии. И не рабы, а древорубы.
- Разве это не одно и то же? - даже не удивился Старейший. Пальцами он выловил из своей чаши кусок рыбы и стал разбирать его, отделяя мясо от костей.
- Нет. Древорубы - вольнонаёмные.
- Странно. - Старейший пожал плечами. - А на рынке говорят, что рабы. Вчера Титий возил рыбу на рынок - там только об этом и болтают. Даже, рассказывают, какой-то посланец от них прибыл, подбивает рабов бежать в Паралузию.
Чаша в руках Крона дрогнула. Вот оно. То же самое он слышал вчера вечером - заработал-таки кулон Осики Асилонского, - когда один из штатных фискалов докладывал Кикене о происшествиях за день. Чтобы скрыть волнение, Крон отхлебнул из чаши.
- И что же ещё болтают на рынке? - спросил он.
- Говорят, древорубы наголову разбили надсмотрный легион и теперь идут на Пат, - всё так же равнодушно сказал Старейший.
"А вот это уже ложь, - успокоился Крон. - Битвы ещё не было. Да и будет ли?.. Кто из древорубов мог успеть добраться до Пата? Гонцу из Паралузии скакать три дня во весь опор... И потом, не станут древорубы обращаться за помощью к рабам - как-никак, а они всё-таки вольные. Скорее всего, кто-то из местных рабов мутит воду..."
Он отмахнулся от этих мыслей и взялся за рыбу.
- Как у вас с уловами в последнее время? - спросил он, чтобы переменить тему.
Глава пятая
Безветренный и жаркий вечер не предвещал никакой перемены погоды, и поэтому дождь, хлынувший среди ночи, оказался неожиданностью. Без грозы ветра, грома и молний - он пал на землю с ночного душного неба тугим тяжёлым потоком и разбудил сенатора. Крон открыл глаза и долгое время лежал на топчане, слушая равномерный рокот обильного дождя и ощущая, как спёртая духота террасы сменяется свежим и прохладным воздухом. Затем рывком встал с ложа и подошёл к балюстраде.
Стояла кромешная тьма, необычная для человеческого глаза, привыкшего на Земле даже ночной дождь видеть в свете огней города. Крон опёрся руками о перила и с жадностью принялся вдыхать сырой прохладный воздух. По обнажённому телу били невидимые брызги капель, отскакивающие от колонн, карнизов и балюстрады, и его нарастающей волной охватывало радостное возбуждение. Пат, с его проблемами и делами, казался далёким и нереальным; напускная сенаторская спесь, с таким трудом приобретённая, паром выходила вместе с выдыхаемым воздухом, лопалась как непрочный панцирь, таяла, размываясь брызгами дождя, очищая тело и душу. И всё сильнее пробуждалось в сенаторе мальчишеское желание выпрыгнуть в этот дождь и бежать под хлещущей дробью капель.