В любой точке пустыни вас найдет высохший, как корень верблюжьей колючки, араб, мечтающий продать вам бусы. Любой присланный из местного турбюро гид, доложив голосом заучки-отличника, какой высоты какая колонна или пирамида и сколько ушло на нее тонн камня, постарается как можно скорей закончить экскурсию и уговорить вас зайти в ювелирную лавку, где хозяин естественно, его друг детства и у него самое качественное и дешевое в мире золото. Русским же он вообще продает дешевле, чем покупает, потому что русских до сих пор уважает в память о бывшей ненависти Советского Союза к Израилю.
Если вы откажетесь от золота, ваш гид-абориген тут же вспомнит, что у него есть еще один друг детства, у которого самое качественное и дешевое в мире серебро. Откажетесь от серебра, найдется друг детства по бронзе. Все арабы, торговцы и гиды, - друзья детства! Не заинтересуют металлы, будут соблазнять папирусами. Единственной лавкой в мире, где продаются не современные банановые папирусные подделки, а настоящие древние папирусы времен самого Эхнатона и Рамзеса, а чтобы вы не сомневались в их подлинности, они изготавливаются прямо при вас во дворе этой же лавки.
На худой конец затащат на фабрику ароматических масел, хозяйка которой, хоть гид и забыл, как ее звать, но тоже его лучшая подруга, и зайти к ней надо хотя бы ненадолго просто так, на "понюхать".
Уже в первые дни у меня создалось впечатление, что Египет - это целая страна переодетых в арабов цыган. Если вы хорошо и дорого одеты, при выходе из отеля на вас налетит этакой стайкой пираний арабская детвора не с просьбой, а по-цыгански с требованием милостыни. Мой совет нашим зажиточным туристам: отправляясь в Египет, купите себе у какого-нибудь бомжа лохмотья. В крайнем случае оденьтесь во все отечественное, что, в принципе, одно и то же. И купите гонконгские часы долларов за четырнадцать. Судя по всему, чумазая египетская детвора неплохо разбирается в мировых кутюрье и поэтому издали узнает свою добычу по часам и по одежде.
В один из свободных от музеев дней, будучи на Синае, я решил отправиться в глубь пустыни на целый день с англоязычным арабом-проводником до бедуинского поселения. Предстояло качаться на "корабле" около десяти километров.
Вела мой "корабль" под уздцы девочка-арабка лет десяти, похожая на щепку. Необычайно подвижная, бойкая, босоногая. Лепешки грязи на ступнях, по-моему, защищали ее ноги от горячего песка, а заодно и от скорпионов, не хуже, чем мозоли защищают верблюда.
Верблюд ее слушался, и было странно, как такой большой слушается такую маленькую. По ее знаку он приседал, она заскакивала на него с разбега, даже скорее взлетала на его горбики, и окриком, понятным только им обоим, мигом пускала его рысцой. Этим полетом невозможно было не любоваться. В белой арабской накидке она летела по пустыне, как чайка над морем. По-английски она уже знала все слова, связанные с деньгами, умела по-английски их пересчитывать при клиенте. Вначале через каждые пять минут "чайка" превращалась в обыкновенного цыганского профессионального ребенка на многолюдном московском перекрестке. Мне не хотелось на нее сердиться. Через проводника я постарался объяснить ей, что дам хорошую премию, и не только ей, но и лично ее верблюду в конце нашего путешествия и лишь в том случае, если она не будет меня отвлекать от спокойствия пустыни попрошайничеством.