- Мне бы такую птичечку, - сказал Гриша.
- Могу дать взаймы. Пару раз накорми ее чем-нибудь вкусным, полетит и за тобой.
- Это если понадобится.
- Только свистни - и дело с концом! У меня после тех кур моих с птицами контакты на высоком уровне!
- И после того, как ты Самуся огрел петухом? - засмеялся Гриша.
- Самусь - пройденный этап. Бежал на каменоломню, посвисти ему вслед. А нам с тобой бежать некуда.
- Бежать не будем. Тут главное - как Зиньку Федоровну уговорить.
- Ты же теперь начальство, делай что хочешь.
- Ага, начальство. Ты по лестнице когда-нибудь лазил?
- Такое скажешь - не лазил. А кто же по ней лазил, если не я?
- А ну вспомни, как на верхних ступеньках - куда там прыгнешь?
- Да куда? Никуда. Стой и не шевелись.
- А внизу прыгай во все стороны.
- Внизу так.
- Вот и я, пока на комбайне был, прыгал и подпрыгивал. А теперь стой и не шевелись.
- Смех! - удивился Педан. - А я думал, как начальство, так и мед ложкой.
У Гриши было воспоминание и про мед, и про комбайн, а также про метафору. Но не станешь же здесь кричать на ухо Педану про мед и метафору. Зато можно посидеть некоторое время блаженно улыбаясь под несмолкаемый гул свеклоуборочного агрегата, и пуститься в воспоминания и в детство.
Великое дело - метафора! Это значит: сказать как-нибудь так, лишь бы только не похоже было на то, как говорят нормальные люди. И тогда Винничина называется сахарным Донбассом, сахарная свекла - сладким корнем, кукуруза царицей полей, а наш многотрудный комбайн - степным кораблем. Грише в те (далекие теперь, скажем откровенно) годы комбайн больше напоминал гигантского золотистого шмеля. Ползает по безбрежным полям пшеницы в громком грохоте жужжания, окутанный непробиваемым облаком золотистой пылищи настоящий тебе шмель! Но когда летом Бескаравайный поставил Гришу рядом с собой на комбайновом мостике и хлопец уже изнутри взглянул на это облако, окутывавшее могучую машину, то оказалось оно отнюдь не золотистым, а почти черным и дышать в этом облаке приходилось не воздухом, а какой-то мешаниной пыли и остей, и в горле першило, и глаза слезились, но все равно хотелось петь и кричать на всю степь: "Вот я помощником у самого Бескаравайного!"
А как обедалось после того, как выскочил из этого облака! Краюшка хлеба, кусок сала, два круто сваренных яйца, луковица, бутылка молока - все, что положила в школьный портфелик Гришина мама Сашка, глоталось, будто на соревновании. Если бы присуждали призы за скорость съедания степных обедов, Гриша завоевал бы в тот день наивысший!