Слух снова четко воспринимает шум боя: топот, яростную ругань, сопение, вопли, хрипы умирающих. Слепящая ярость охватывает меня, лицо пылает, невольно вылетают слова: "Гады! Гады! Гады!" Отчаянным рывком с трудом поспеваю на помощь Лысову: в последний момент удается отвести от него вражеский штык. Оказывается, парторг ранен, но не выходит из боя. Морщась от боли, он яростно размахивает прикладом пулемета.
Слева, прижимаясь вплотную ко мне, неуклюже мечется мой долговязый ординарец Миша Стогов. Каждый выпад винтовкой он сопровождает таким надрывным уханьем, словно колуном рассекает дубовые поленья. Из-за спины носатого немца высунулся офицер: холеная физиономия, усики а-ля Гитлер. Он стреляет из пистолета. Видимо, он-то и ранил Лысова. "Ну, держись, гадюка!" Перекинув винтовку в левую руку, выхватываю револьвер и, почти не целясь, дважды нажимаю курок. Пули не прошли мимо: первым падает солдат, закрывавший офицера, за ним скрываются и усики.
Сберегая патроны, продолжаю орудовать штыком. Перед глазами мелькают обезображенные звериным оскалом зубов лица врагов, почти неузнаваемы и лица моих боевых товарищей. И впервые возникла мысль о том, что несколько таких рукопашных схваток могут искалечить психику человека. Война - скопление ужасов, но рукопашный бой, когда обезумевшие от ярости люди нередко буквально вгрызаются друг другу в горло, - это самое страшное ее порождение!
...Боль от скользящего удара прикладом по левому плечу разъярила меня. Пробиваюсь вперед с одним желанием: побольше уложить фашистов, пока вражеская пуля или штык не достанут меня.
Слева, орудуя винтовкой, что-то яростно выкрикивает лейтенант Позднышев. В пылу схватки с него сбили каску. На лицо стекает струйка крови. Лейтенант пошатывается от слабости, но, подбадривая себя хриплым голосом, с трудом отбивает наседающих фашистов. Поняв, что Позднышеву грозит смертельная опасность, пытаюсь пробиться к нему. В последний момент замечаю, как сержант Востриков и боец Супруненко, спасая своего командира, принимают удар на себя.
В некотором отдалении от меня сражаются минометчики во главе с лейтенантом Вороновым. Помнится, в первые дни моего пребывания в полку Воронов поразил меня блестящей техникой штыкового боя. Но в этой смертельной схватке он превзошел себя. Бойцы инстинктивно жмутся к нему. В центре его группы замечаю Стаднюка, который, расстреляв, видимо, все патроны, размахивает над головой револьвером, как кавалерист шашкой. До меня долетает его звенящий, призывный голос:
- Руби! Коли! Бей гадов!