Внизу раскинулся океан света – играющий огнями, живущий беспокойной, неустанно пульсирующей жизнью. Более близкие пятна, образующие прямоугольники, разбивались на отдельные точки, и далекие облачка тянулись до самого горизонта, покрывая всю видимую площадь континента. Их пересекали шнуры ярких бусинок, вычерчивающих широкие петли на фоне правильных прямоугольников застройки центра города и выпрямляющихся в радиальные, прямые линии, выбегающие в разные стороны через погруженные в туман отдаленные районы предместий.
Ночная картина агломерации Арголанда, если на нее смотреть со сто двадцать седьмого этажа, неизменно производила на Снеера столь же сильное впечатление, как и раньше, когда родители впервые показали ему тот кусочек мира, в котором ему предстояло прожить всю жизнь. Такое ограничение жизненного пространства – так же, впрочем, как и ограничение времени самой жизни – он воспринял тогда как само собой разумеющееся. Мысль выйти за пределы агломерации была для него тогда – и еще многие годы спустя – игрой фантазии с такой же степенью реальности, как идея «эликсира жизни», гарантирующего человеку возможность переступить предначертанную границу существования во времени.
Лишь позже, когда детское восприятие времени, превращающее десятилетия в бесконечность, уступило место осознанию, что время мчится все быстрее, Снеер начал задумываться над соотношениями размеров пространственно-временного объема, в котором замкнут каждый житель агломерации. Несколько десятков лет жизни в районе радиусом в сорок километров стали казаться каким-то печальным недоразумением. Конечно, он знал все – во всяком случае, так ему казалось – о причинах и целях, ради которых несколько миллионов людей заперли на площади в пять тысяч квадратных километров. Правда, не так уж плохо, если на каждого жителя приходится сто квадратных метров поверхности – принимая во внимание, что такой ценой от этих миллионов отогнали призрак голода. Территории, окружающие агломерацию типа Арголанда, слишком ценны, чтобы их занимать под жилые постройки.
Снееру частенько приходило в голову, что жизненное пространство, в котором ему довелось существовать, весьма напоминает клетку, причем несколько перенаселенную, однако, поскольку такое положение обеспечивало сносные условия быта всем гражданам, трудно было усомниться в правильности выбранного решения, не имея в запасе лучшего.
Сейчас, стоя перед окном галереи обзора на вершине «Башни Арголанда», Снеер снова подумал об агломерации как гигантском загоне, забитом зверями, которых кормят и защищают от неприятностей, но, увы, лишают возможности куда-либо уйти.