- Знать, и у вас худо, - проронил Иванка. - Сколь деревень повидал, и всюду бессытица.
- Маятно живем, паря, - горестно вздохнул один из мужиков. - Почитай, седьмой год голодуем.
- А что ране - с хлебом были?
- С хлебом не с хлебом, а в такой затуге не были. Ране-то общиной жили, един оброк на царя платили. А тут нас государь владыке Варлааму пожаловал. Вконец забедовали. Владычные старцы барщиной да поборами замучили. Теперь кажный двор митрополита кормит.
- И помногу берет?
- Креста нет, парень. Четь хлеба, четь ячменя да четь овса. Окромя того барана дай, овчину да короб яиц. Попробуй, наберись. А по весне, на Николу вешнего, владычную землю пашем. И оброк плати и сохой ковыряй. Лютует владыка. Вот и выходит: худое охапками, доброе щепотью.
- Нет счастья на Руси, - поддакнул Васюта.
- Э-ва, - усмехнулся мужик. - О счастье вспомнил. Да его испокон веков не было. Счастье, милок, не конь: хомута не наденешь. И опосля его не будет. Сколь дней у бога напереди, столь и напастей.
- Верно, Ерема. Не будет для мужика счастья. Так и будем на господ спину гнуть, - угрюмо изрек старик.
- Счастье добыть надо. Его поклоном не получишь,- сказал Болотников.
- Добыть? - протянул Ерема, мужик невысокий, но плотный.
- Это те не зайца в силок заманить. Куды не ступи - всюду нужда и горе. Продыху нет.
- Уж чего-чего, а лиха хватает. Мужичьего горя и топоры не секут, ввернул лысоватый селянин в дерюжке, подпоясанной мочальной веревкой.
- А ежели топоры повернуть?
- Энта куды, паря?
Болотников окинул взглядом мужиков - хмурых, забитых - и в глазах его полыхнул огонь.
- Ведомо куда. От кого лихо терпим? Вот по нам и ударить. Да без робости, во всю силу.
- Вон ты куда, парень... дерзкий, - молвил старик. И непонятно было: то ли по нраву ему речь Болотникова, то ли нелюба.
Ерема уставился на Иванку вприщур, как будто увидел перед собой нечто диковинное.
- Чудно, паря. Нешто разбоем счастье добывать?
- Разбоем тать промышляет.
- Все едино чудно. Мыслимо ли на господ с топором?
- А боярские неправды терпеть мыслимо? Они народ силят, голодом морят - и всё молчи? Да ежели им поддаться, и вовсе ноги протянешь. Нет, мужики, так нужды не избыть.
- Истинно, парень. Доколь на господ спину ломать? Не хочу подыхать е голоду! У меня вон семь ртов, - закипел ражий горбоносый мужик, заросший до ушей сивой нечесаной бородой.
- Не ершись, Сидорка, - строго вмешался пожилой кривоглазый крестьянин с косматыми, щетинистыми бровями. - Так богом заведено. Хмель в тебе бродит.
- Пущай речет, Демидка. Тошно! - вскричал длинношеий, с испитым худым лицом крестьянин.