– А ты у меня спроси.
– Ну?
– Ты пленку слушал?
– Да что мне пленка, я разговор их слышал.
– Нет, Петр. – Гурский достал причиндалы, приставил наушник к уху и, найдя нужное место, протянул Волкову. – Слушай.
– Ну и что? – Дослушав, тот опустил наушник.
– Повтори, что ты услышал.
– Ну жара, дождя бы, подвезти до метро…
– Дождя?
– Дождя.
– Это мы с тобой, Петя, так говорим. Потому что родились и выросли в славном городе Санкт-Петербурге, где камни воспитывают культуру речи. У нас даже ханыги у пивной правильно артикулируют и, в соответствии с нормами литературного русского языка, в жару хотят «дождя». А этот? Интеллигент, ебенть…
Петр взял наушник, подмотал, послушал и радостно-растерянно развел руки:
– Дожжя…
– Ну? У них даже дикторы телевидения, пардон, дикторы говорили чисто, а эти, теперешние, обещают непременно «дощь». Или не обещают «дожжя».
– Ну, Москва… Александр,– Волков официально протянул руку. – Уважаю.
– Элементарно… – Гурский отхлебнул из бутылки. – А кстати, забрось-ка меня домой.
– Чего это? – Петр завел машину и вырулил со стоянки.
– А Берзин проявился. Говорит, что, мол, мы в конце концов на Крестовском оказались и весь вечер в волейбол играли на пляже. На песке. Ноги-то у меня болели, помнишь? Ну это я как-то еще… Вот. А потом девок зацепили и стали их, понимаешь, шампанским поить.
– Ну так это ж…
– Так за шампанским-то ездил я. На тачке. Туда и обратно. И, соответственно, надел на себя штаны и все прочее. И вот шампанское-то меня и добило окончательно. Так в одетом виде я на песочке и заснул. Серега меня на себе домой доставил. Непосредственно в саму жилплощадь. С пельменями в совокупности. А сам с девками уехал. Аж с двумя.
– Так…
– …и хочу я поискать.
– Так там же эти дважды все перевернули, я искал, ты искал.
– Не понима-аешь. Ведь искали-то все трезвые. Так? А засунул я ее куда-то пьяный в жопу. А то, что пьяный спрятал, трезвый никогда в жизни не найдет.
– И ты…– Петр показал глазами на бутылку.
– Именно. Необходимо достичь кондиции, адекватной предыдущей ситуации, вот…
– Может, тебе шампанского?
– Нет. Меня от него пучит. Я, Штирлиц, люблю водку. Простую крестьянскую водку. Она греет душу. Кстати, тормозни где-нибудь, для процесса мне необходим запас.
– А еда-то у тебя есть?
– Это отвлекает. Впрочем, должны быть пельмени.
Войдя в свою квартиру вместе с Волковым, Гурский первым делом зашел на кухню, поставил водку на стол, стянул с себя футболку и тоже бросил на стол. Потом открыл холодильник и, заглянув в морозилку, крикнул в комнату:
– Есть пельмени. Аж две пачки.