– Так я же, Петя, пока к тебе добирался, ее в химчистку сдавал, в срочную. Потому и опоздал. Уж извини.
– А я знаю.
– Откуда?
– Так от нее же химикатами несло, как… А у тебя же насморк после того, как ты с ней, заледеневшей, всю ночь в обнимку проспал, вот ты и не чувствовал.
– А этот, Ольгерт?
– А я ее, пока ты спал, в машине простирнул. «Омо», – Петр поднял палец, – с липосистемой. Очень хороший порошок. Все химикаты вместе с запахом… к Бениной маме!
– Они посмотрели друг на друга, взяли по помидору, чокнулись, выпили и закусили, брызгая соком.
– Слушай, Петь, а может, хоть пирамидон-то у них получится, а?
– Ай!.. – отмахнулся Волков. Они принялись за вареные колбаски, беря их прямо руками, обмакивая в горчицу, и, стараясь уберечься от капающего жирка, подносили ко ртам, держа над крупными ломтями свежего душистого ржаного хлеба, от которых немедленно и откусывали по большому куску.
Наконец, доев очередную колбаску, Адашев-Гурский тщательно вытер бумажной салфеткой руки. Он наполнил пластиковые стаканчики водкой и, подняв один из них как бы для тоста, склонился к Волкову, протянул в его сторону руку полураскрытой ладонью кверху, как на «Сотворении мира», и негромко напел:
– Чужой земли мы не хотим ни пяди…
– Но и своей, – в тон ему ответил Петр Волков, – вершка не отдадим. – Они чокнулись, выпили и закусили.
Потом переглянулись, и над пляжем Крестовского острова, разносясь далеко окрест, ревуще взметнулось:
– Гр-ремя огнем, свер-ркая блеском ста-а-ли!..
5 августа 1999 г.,
Санкт-Петербург