Он чертыхался, уплачивал по счетам и изыскивал способы ещё больше подчинить себе Время.
Но внезапно его начала терзать боль. Он ничего не знал о Пабло Неруде, или о Пастернаке, Лорке, Евтушенко, Йитсе, Бруке, Дэниелсе - ни о ком из них, - а Лора теперь только о них и говорила. Ему нечего было сказать, и он только кивал. Все кивал и кивал...
- Ты довольна? - спросил он наконец.
- О да! Конечно, - ответила она. - Иоланда чудесная женщина. Я так рада, что ты пригласил её.
- Отлично. Хотя бы что-то.
- О чем ты?
- Иоланда! - Внезапно он повысил голос, - Как вы? Иоланда Лоеб вышла из отгороженного угла комнаты, куда тактично удалялась во время его посещений. Она кивнула ему и чуть улыбнулась:
- Прекрасно, мистер Мейнос. Благодарю вас. А вы? Ее голос на миг прервался. Она подошла к нему, и, заметив, что её взгляд прикован к его бороде, он усмехнулся в эту бороду и сказал:
- Иногда я начинаю чувствовать себя преждевременным патриархом.
Она улыбнулась - его тон был шутливым, но он опять испытал, боль.
- Я принес вам кое-какие подарки, - продолжал он, выкладывая на стол запечатанные пакеты. - Новейшие книги по искусству, кассеты, пластинки, пару неплохих фильмов, стихи, которые критики объявили великолепными.
Обе они подошли к столу и принялись вскрывать пакеты, благодаря его за каждый подарок, радостно вскрикивая и ахая. А он смотрел на смуглое лицо Иоланды со вздернутым носом, многочисленными родинками и небольшим шрамом на лбу, а потом перевел взгляд на лицо Лоры, раскрасневшееся, улыбающееся и пока он стоял так, опираясь обеими руками на трость, думая, что он сделал правильный выбор, что-то мягко сжалось внутри его, и он снова познал боль.
Вначале ему не удавалось проанализировать это чувство. Однако оно всегда возвращалось к нему, едва он вспоминал, как они наклонялись над заваленным пакетами столом, листали книги, вытягивали руку с кассетой, чтобы рассмотреть объемную картинку на футляре, и переговаривались о своих новых сокровищах, не обращая на него внимания.
Это было ощущение разлуки, переходящее в щемящую тоску, и ещё какое-то чувство. У них было что-то общее, что-то свое, чего он не разделял с Лорой, Их объединяла любовь к искусству - области, на которую у него никогда не хватало времени. И кроме того, они были вместе в военной зоне - одни в комнате, осаждаемой их противником Временем. Их сближало то, как они вместе бросали вызов возрасту и смерти. Они владели этим местом, где он теперь стал чужаком. Это...
Ревность, внезапно решил он и удивился своей мысли. Он ревновал к тому, что теперь стало их общим. Мысль об этом его потрясла, смутила. Но тут же, как всегда удрученный чувством своей никчемности, он увидел в случившемся очередное её доказательство. И попытался избавиться от этого чувства.