_______________
* "Глазами Запада" Джозефа Конрада. (Прим. перев.) _______________
Сильно заинтересован открытым мною, родством "Глазами Запада" с "Лордом Джимом". (Жалею, что не поговорил об этом с Конрадом). Герой совершает непоследовательность и, чтобы выкупить ее, закладывает свою жизнь. Ибо как раз непоследовательности имеют в жизни наибольшие последствия. "Но разве можно это уничтожить?" Во всей нашей литературе не найти патетичней романа; романа, который в такой степени ниспровергал бы правило Буало, что "герой должен проходить через всю драму или роман таким, каким он был вначале".
Пагубное, плачевное влияние Барреса*. Нет более злосчастного воспитателя, чем он, и все, на чем лежит печать его влияния, -- при смерти или уже смердит. Достоинства его как художника чудовищно раздуты. Разве не находишь уже в Шатобриане все его лучшие элементы? Его "Дневник" -- предел для него, и с этой стороны он представляет громадный интерес. Его тяга к смерти, к небытию, его азиатчина; погоня за популярностью, гласностью, принимаемая им за любовь к славе; его нелюбознательность; избранные им боги. Но превыше всего возмущает меня жеманность, дряблая красивость некоторых его фраз, на которых почиет дух Мими Пенсон...
_______________
* Морис Баррес (1862-1923) -- французский писатель и политик махрово-реакционного шовинистического толка. (Прим. перев.) _______________
Нахожу на столе пришедшее в мое отсутствие приложение к "Нувель журне": "От Ренана к Жаку Ривьеру" ("Дилетантизм и аморализм").
Эти книги -- из того же теста, что и Массис*: так же рьяно восстают они против всего некатолического. Но вот что я там вычитал: "Не настало ли время, открыв в последний раз замечательную поэму "Фауст", прокомментированную Ренаном, поразмыслить над скрытым в ней уроком?" (стр. 77).
А Массис писал мне в письме, полученном месяц тому назад в Рокбрэне:
"Книгу Барбэ д'Оревильи о Гете я прочел много лет назад; удовлетворяя ваше любопытство, должен признаться, что нахожу его суждения великолепными и целиком под ними подписываюсь. Бенжамен Констан, с присущей ему проницательностью, сказал то же самое; он назвал Гете неостроумным Вольтером".
Дальше следовали две страницы, исписанные красивым почерком; но тон их совсем не тот, каким Массис всегда со мной говорил и который, кстати сказать, не производил на меня никакого впечатления. Что же ему ответить? Сказать: "Любезный Массис, вы написали бы мне совсем иначе, знай вы, как я отличаюсь от того, каким... знай вы, что самый тон ваш, прежде всего, слишком подозрителен, чтобы меня взволновать"... Нет! Какой смысл? Мы не можем столковаться, и не столкуемся. Но все же мне очень хотелось послать ему отрывок из кардинала Ньюмана, процитированный Гриерсоном: