Из письма М. Ар.:
"Вчера вечером прочел в "Горе" Мишле: "они хохочут над Ксерксом, влюбленным в платан", четверть часа спустя -- У Дона "Xerxe's stange lydian love, the platan tree"*.
_______________
* "Ксеркса странная лидийская любовь -- платан". (Прим. перев.) _______________
"Это тем более любопытно, -- добавляет М. Ар., -- что в тексте Геродота нем и намека на любовь".
А с другой стороны, Мишле не мог знать Дона. Где же источник, откуда оба черпали?
Чванливость всегда сочетается с глупостью. Многие плохие писатели современности потому самодовольны, что они не способны понять всего, что выше их, оценить по заслугам великих писателей прошлого.
Не считаться с самим собой в течение дней, недель, месяцев. Потерять себя из виду. Итти туннелем в надежде увидеть за ним неизведанную страну. Боюсь, как бы слишком долгая работа сознания не связала чересчур логично будущее с прошлым, не помешала бы прошлому стать будущим. Превращения возможны только ночью, во сне; не заснув в куколке, гусеница не проснется мотыльком.
Мне важно не самому попасть в рай, а привести другого. Невыносимо то счастье, которым не с кем поделиться...
А что тогда сказать о счастьи, обретенном за счет другого?
Торная дорога, конечно, всегда надежней. Но много дичи на ней не спугнешь.
Это Баррес завел такую моду. Его потребность всюду, без конца отыскивать назидание, "урок" -- мне просто невыносима. Положение вассала, принижающее дух. Мы учимся у великих мастеров только тогда, когда они погружают нас в нечто вроде любовного экстаза. Те, что всюду ищут выгоды, подобны проституткам, которые, прежде чем отдаться, спрашивают: "Сколько заплатишь?"
Я хочу ощутить аромат каждого цветка, словно это лето для меня -последнее.
Рыбы, умирая, переворачиваются брюхом вверх и всплывают на поверхность: таков их способ падать.
Больше всего я ненавижу перевранные цитаты. Так можно заставить писателя сказать все, что угодно. Максанс, взваливая на меня ответственность за анекдот из "Фальшивомонетчиков" (который он, кстати, полностью извращает, сказав: "Мне рассказал этот анекдот один русский писатель" -- не значит ли это, что он не читал книги и что его мнение основывается на слухах?), напоминает мне Ломброзо, который по "Неумелому стекольщику" Бодлера заключил о жестокости поэта: не заставлял, ли Бодлер стекольщиков, -- говорит Ломброзо, -- подниматься на его мансарду, чтобы тут же выгнать их вор, расколотив вдребезги их товар за то, что у них не было розовых стекол?
Но из его заявления я привожу следующее:
"Ницше -- враг мой, трогательный для меня тем, что даже в его отказе чувствуется страдание". Да, это верно; и то же самое -- С.: они упрекают меня в безмятежности. Счастье, достигнутое не их путем, кажется им величайшим преступлением или, по меньшей мере, величайшей духовной скудостью.