Я вскарабкиваюсь на высокий берег и в изнеможении валюсь лицом вниз. Чувство опасности не позволяет мне передышки. Ноги еле держат. Пытаюсь успокоиться, осматриваюсь вокруг. Позади, на склоне холма, темным пятнышком лежит Бонги. Он затаился в надежде, что людоеды пробегут мимо. Людоеды - смерть. Мне тяжело смотреть на него, и я поворачиваю голову в другую сторону. Скалистый обрыв передо мной берег реки. Внизу катит волны, вспоротые множеством порогов, Великая Река, наша река. Но мы еще не у цели. Если посмотреть вниз по течению, увидишь желтую полосу, заросли бамбука. Там наше спасение. Там наш плот. Отсюда еще не видна пальма, растущая двумя стволами из одного корневища. В двух-трех десятках метров от пальмы, в бамбуковых зарослях, спрятан наш плот. А до пальмы не меньше трех километров. А заросли все гуще, и все больше луж. Нам, беглецам, тяжело, но и тем, кто за нами гонится, не легче.
Ного толкает меня, и я, повернув голову, снова вижу их, кровожадно орущих в предвкушении пиршества. Пока дикари взбирались на холм, они приумолкли, а как только оказались на вершине и увидели нас, подняли вой. Я посмотрел в сторону холма, на котором остался бедный Бонги, но не увидел его. Ного схватил меня за руку и потащил в заросли. И опять этот сумасшедший бег сквозь колючий кустарник, перепрыгивание через рытвины, барахтанье в лужах; и сердце, болью распирающее грудь, и оранжевый туман перед глазами...
Все! Больше не могу! Мною овладевает безразличие. Сейчас вот свалюсь - и пусть окружают меня, пусть разрывают на куски. Это выше моих сил - столько бежать!
А гладкокожий говорил, что в устье Великой Реки... Мысли начинают лихорадочный танец в моей отуманенной голове. Колючая ветка остро хлещет меня по лицу, словно хочет привести в чувство. И я опять понимаю, что надо бежать и ни о чем не думать, потому что это бег смерти. Бег? Какой же это бег! Паническое передвижение на подгибающихся ногах - разве это бег? А Ного все чаще останавливается, нетерпеливо перебирает ногами, поджидает меня - и никакой усталости! Я превратился в сгусток усталости, в сердце, гудящее кровью; в легкие, что захлебнулись густым, горячим воздухом. Преодолевая свинцовую тяжесть в ногах, бросаю взгляд на отдаленный холм, где остался Бонги. Живому или мертвому, ему хорошо, а жаждущие моей крови вот-вот появятся за моей спиной. Они промчались сквозь заросли и сейчас, наверное, столпились перед большой лужей, где затаились ошарашенные нами крокодилы. О милые, славные крокодилы! Зубастые, станьте нашими заступниками!