Но события развивались все более стремительно. Стало известно о новом осложнении обстановки - на этот раз на правом крыле Юго-Западного фронта. Теперь серьезная угроза нависла над всем югом страны. А. М. Василевскому немедленно позвонили из Ставки, и он был отозван в Москву. Ответственность за осуществление задания Василевский возложил на командарма Лизюкова и на штаб фронта.
В этой обстановке изменилась и боевая задача Катукова. Он должен был со своим корпусом передвинуться на восток, чтобы встать рядом с танкистами Лизюкова и вместе с ними начать бить фашистов фронтом на юг. Его прежний участок передавался частям Павелкина и Слышкина.
1-й танковый корпус теперь размещался по фронту от села Сухая Верейка до правого берега Дона. В подчинение Катукову передавалась 4-я отдельная стрелковая бригада Гаранина. Правее располагались части 13-й общевойсковой армии.
Трудный день в Юдине
Всего этого, повторяю, мы не знали и знать не могли. Когда утром 5 июля мы проснулись и в отличном настроении духа направились в штаб, мы нашли там весьма озабоченных людей. В новые планы, разрабатывавшиеся ночью в штабе, нас, разумеется, не посвятили, но быстро, в нескольких словах, нам сообщили о том, что происходит на участке фронта, где сражался корпус: около полка гитлеровцев выдвигается в направлении Мишино; противник возобновляет наступление на Огрызово. Я добивался разрешения посетить танковый батальон первой гвардейской бригады, которым командовал наш старый друг Александр Бурда. Разрешение было дана крайне неохотно: обстановка там оставалась очень напряженной.
В политотделе у товарища Деревянкина настроение было подавленное: только что на участке Бурды погиб ветеран 1-й гвардейской танковой бригады мужественный офицер Новиков. Он ходил в бой в танке. Его машина и несколько других были подбиты немецкой противотанковой артиллерией и остались во ржи, в ста пятидесяти метрах от огневых позиций гитлеровских артиллеристов. Мне довелось отправиться на командный пункт Александра Бурды на машине покойного Новикова в сопровождении его бывшего ординарца. Всю дорогу он говорил о своем командире, рассказывал о нем, как о живом человеке, - было трудно представить, что теперь всегда придется говорить о Новикове в прошедшем времени: "Он был"...
- Он такой храбрый, смелый, - без конца повторял ординарец. - В бою никогда не ляжет, всегда - в рост. Вот два дня назад мы с ним на передовую ездили, так я страху набрался - трудна очень было, а он - хоть бы что. Мне сапог осколком порвало, а его ни разу не царапнуло... А вот сегодня оставил его одного, и смотрите, что получилось, - горестно заключил ординарец, словно это он был виноват, что Новиков теперь никогда уже не сможет пойти в атаку.