Бурда скомандовал командиру башни старшему сержанту Чиркову:
- Наблюдай из башни и говори мне, куда ехать. Мне ничего не видно, кровь глаза заливает. Да и триплексы разбиты...
Усевшись за рычаги, он начал маневрировать, следуя указаниям Чиркова. Это была нелегкая задача: по-настоящему работала только правая гусеница, левая едва-едва тянула. Танк мог двигаться лишь по дуге. Бурда дал задний ход, и машина, вздрагивая под ударами бронебойных снарядов, медленно попятилась. Развернувшись, командир дал передний ход, и танк начал уходить.
Матняк бормотал, теряя сознание:
- Кто там жив из экипажа?.. Кто ведет танк?.. Скажите... Майор живой или нет?.. Скажите... Александр Федорович живой или...
- Сиди, дорогой! - успокаивал его Бурда. - Все живы, все здоровы... Сиди!
- Где мы?.. Танк спасти надо! Понимаете, танк...
- Уже у переправы мы, дорогой. Сейчас танк спасем.
Матняк забылся. Состояние его все ухудшалось. А в это время над переправой появились тридцать вражеских самолетов. Загрохотали взрывы. Осколки бомб забарабанили по броне. Вышла из строя радиостанция. Мотор глохнул. Бросить танк?.. Нет, его надо было спасти во что бы то ни стало. Бурда схватил кувалду, вышиб заклинившийся люк водителя, чтобы самому разглядеть местность, снова взялся за рычаги и стал кое-как маневрировать среди рвущихся бомб.
Надо было во что бы то ни стало вернуть к жизни левую сторону ходовой части. Напрягая силы, майор все-таки заставил фрикцион работать - он кое-как связал проволокой оборванные тяги и - дал газ. Счастье! Танк медленно-медленно пополз. Теперь он двигался уже по прямой. Бурда провел его через реку, через поле. Он приближался к исходному рубежу, когда Матняк очнулся и снова настойчиво и требовательно спросил:
- Кто живой в экипаже?.. Кто ведет танк?.. Что случилось с майором?.. Где Бурда?..
И снова Бурда начал успокаивать его:
- Да вот же я, рядом. Какой ты Фома неверующий, ей-богу...
На командном пункте все сбежались к подбитой, израненной машине, которая наперекор всему дошла своим ходом сюда. Из люка выбрался окровавленный майор. Он хотел помочь выйти Матняку, но тот упрямо ответил:
- Нет... Я сам... Сам!..
И он вылез сам, бледный, без кровинки в лице, угловатый, беспомощный, со своей оторванной рукой, болтающейся на ниточке сухожилия. Врач поспешил к нему. Матняк отчужденно проговорил:
- Спасти нельзя? Что ж... Тогда режьте... Только, чтобы я видел...
Доктор быстро перерезал сухожилие, Матняк все еще стоял на ногах, держась нечеловеческим усилием воли.
- Ну, а теперь похороните ее при мне, - тихо сказал Матняк.