Следом за парком - небольшой пятиэтажный дом. Давно знакомый дом. Он, как будто бы, тоже стал меньше, постарел и осунулся, постарел и осыпался седой штукатуркой.
Здесь живет Таня. По крайней мере, жила когда-то.
Таня - это очень важная глава моей недописанной жизни. Нужно очень и очень много хороших больших слов, чтобы рассказать, объяснить, что эта глава для меня значит.
Я знал Таню с пятого класса, и она казалась мне единственной героиней всех когда-либо, кем-либо сочиненных романов. Хорошо помню ее волнистые каштановые волосы, к которым я никогда так и не прикоснулся, которыми я только и мог - что любоваться украдкой, словно бы воровал у жизни что-то, мне не принадлежащее. А в ее серых глазах мне виделось отражение непрожитой жизни - жизни, которая никогда уже не будет мной прожита. Эти ее глаза мне не однажды снились потом - за те десять лет на чужбине. Я видел глаза Тани ночью и после этого просыпался. Просыпался, и меня опять окружали полупонятная речь, серые, выметенные тротуары и одинаковые дома североамериканских городов. А маленькая туапсинская улочка на берегу далекого моря снова оказывалась безнадежно затерянной где-то и жила теперь только в воспоминаниях.
Но, вот, эта самая улочка передо мною. Казалось, я очутился в своем прошлом. Из подъезда сейчас выйдет Таня. Увидев меня, она улыбнется своей трогательной и беззаботной улыбкой. А потом уйдет - вдаль по этой улочке. Я буду смотреть вслед, пока Таня не исчезнет за поворотом. А потом - длинным путем, в обход страшного парка, домой; в обход - чтобы не встретиться с жестокими туапсинскими хулиганами. А дома, наверное, мама уже приготовила обед. А папа читает газету...
Из подъезда вышел мужик с красной физиономией. В его авоське немелодично побрякивала пустая тара.
Я шагнул ближе, огляделся и вошёл внутрь.
Подъезд дышал сыростью, грязью и неуютом. Получается, Таня уже много лет живет в ужасных условиях. Или, может, это мне после сытой, раскормленной Канады все теперь таким кажется?..
Я поднимался по лестнице. Возможно, Тани уже давно нет здесь. Все бежит, все меняется. Ведь, как никак, десять лет прошло.
А что я скажу, если Таня откроет мне сейчас дверь?.. В кармане лежит бумажник, туго набитый зелёными американскими банкнотами. Что-нибудь да скажу. Вряд ли Таня живёт в роскоши.
Стоило мне увидеть дверь - её дверь, и я сразу же всё понял. Старая, порванная обивка, которую не меняли, наверное, лет пятнадцать - она явно хотела ремонта. И, все-таки, я остановился, увидев эту дверь. Остановился перевести дыхание. Сердце стучало так сильно, что мне казалось, я слышал, как оно стучит. Удар. Удар. Удар...