Стальной Венедикт продолжал сверлить взглядом референта, по вискам которого потекли струйки холодного пота.
- Личности установить, объекты уничтожить, - такова была резолюция президента ВИН.
Малинин руками.
- Но ведь один из них полицейский. А личные дела полицейских...
Щюро зловеще усмехнулся.
- Через два дня не будет никаких полицейских, - сказал он и его массивное тело упало в кресло, услужливо подкатившееся со спины.
Кости застучали по доске. Это был Пьеро и он был полностью согласен с боссом.
10
Болтовня "Веселого Бадди" была первым, что услышал Августин, придя в себя под полифертиловым куполом капсулы. Голова его раскалывалась от нечеловеческой боли, кровь стучала в висках. Но хуже всего была чудовищная жажда - пересохший язык едва ворочался во рту.
Анекдота он не запомнил - слова, доносящиеся из речевого синтезатора, казались чем-то совершенно нереальным, бессмысленным, нечеловеческим.
Он не понимал, что же произошло. Почему он выжил в Утгарде? Почему вернулся? Почему помнит так много? Почему на капсуле не горит роковой знак УС, "убийство до смерти", или хотя бы "временное убийство"? И куда, в конце концов, подевался этот весельчак Локи, его Тень, его папа (при этом воспоминании Августина передернуло - папаша, вглюченный ему в голову глючным Утгардом, был удивительно похож на его настоящего отца, Бориса Михайловича Деппа) и персонаж еще полутора десятков виртуальных миражей, которые запомнились не так отчетливо? Вопросов было больше, чем волос на лобке Сэми, и последняя метафора немного приободрила уставшего душой и телом Августина.
Показно кряхтя, он приподнялся на локте и осмотрелся, привыкая к привычному миру, сотворенному Богом из Логоса, протонов и электрино, а не господином Олафом Триггвассоном из американских комиксов, нейронных импульсов и нанокомпьютерных технологий. Собственно, привыкать было не к чему - за окнами была глухая ночь, в комнате тоже стояла непроглядная тьма. Августин вполголоса выругался - громче было бы очень болезненно для его бедной головы - почему, почему в десять часов теплым июньским вечером в центре Москвы так темно, почему в окно не бьют огни большого города?
Ответом ему послужило глухое утробное ворчание. И в этом ворчании что-то было не так.
- Сэр Томас? - спросил он у темноты несколько более настороженно, чем обычно хозяин обращается к своему псу, пусть даже такому внушительному, как ньюфаундленд.
Темнота ответила леденящим душу воем, какой может издавать только очень голодное, истосковавшееся по пище существо. И это существо тосковало явно не по травке. Августин почувствовал, как дрожит и расползается раскисший папирус реальности под первыми же прикосновениями цепких пальцев критического сознания. Он похлопал себя по бокам и ощутил грубую ткань английского походного костюма - базовой одежды морфа "Робин Гуд". Ага. "Ага", - мысленно повторил он только для того, чтобы не заорать благим матом, как до смерти перепуганный ребенок.