Хотелось выговориться, пожаловаться кому-нибудь, но было абсолютно некому. Если идти к приятелям, то дело кончится пьянкой, а он не мог сейчас себе этого позволить, нужно сохранить трезвую голову. Тещу волновать он не хотел, а больше у него никого из близких не было. Жены не было два года, он нормальный человек, были и у него знакомые женщины, но все как-то случайно, мимолетно… нет, это не то. А к Наталье он ни за что не побежит жаловаться, она его поведение не одобряет, смотрит с недоверием. Она привыкла сама выпутываться из неприятностей, троих детей тащит на себе. Однако надеяться ему не на кого, нужно пойти в галерею, расспросить там на месте, да и работы, кстати, забрать, теперь-то уж точно галерею закроют.
Придя в галерею, Пятаков с порога заметил в зале знакомую фигуру Максима Максимовича. На правах старого знакомого его пустили в галерею,, хотя там царил полный траур. Коллекционера можно было узнать издалека: коренастый, сутулый, с густыми, кустистыми бровями и крючковатым носом, он был похож на вечно недовольного, насупленного филина. Владимир Иванович подошел к нему, они заговорили, и разговор естественным образом перешел к событиям последних недель. Пятаков рассудил, что информация о том, что его подозревают в убийстве Глеба, еще не просочилась, и можно попробовать кое-что вынюхать у старого сплетника.
— Ума не приложу, — притворно изумлялся он, — кому могла помешать Аделаида?
— Что? — недоверчиво спросил коллекционер, наклонив набок свою большую седую голову и прищурив круглый птичий глаз. — Аделаида? Да всему городу! Вы, Володя, просто какой-то святой херувим! Вы лучше скажите, кому она могла не помешать!
— Ну уж, Максим Максимович, вы преувеличиваете! Конечно, ей не многие симпатизировали, но чтобы убить…
— Да это такая гарпия была, что у каждого второго был повод с ней разделаться! Возьмите хоть Лиду Шостак…
— Господи, да Лида же больной человек, прикована к постели…
— Только поэтому я ее и не подозреваю! Из-за кого она слегла?
— Вы хотите сказать…
— Ну вы, Володечка, просто серафим непорочный! Вы не знаете всю историю?
— Представьте себе, не знаю.
Глазки престарелого филина загорелись — он нашел благодарного слушателя, которому можно было пересказать сильно заплесневелую сплетню. Удовольствие предвкушалось немалое.
«Нехорошо слушать гадости про Аделаиду прямо здесь», — подумал было Пятаков, но потом решил, что в его положении не до щепетильности, ему надо спасаться от Громовой, все средства хороши, а покойнице уже никакие сплетни не повредят.
— Вы помните, Володя, что у Лиды тоже была своя галерея. В те времена они были приблизительно на равных, то есть, с точки зрения Адочки, Лида была главным ее конкурентом. Аделаида, по свойственной ей настырной, хамской… простите, Володя, привычке, по свойственной ей манере, втерлась к Лидочке в дружбу. Причем уж такими стали подругами — не разлей вода. Единственное, что их разделяло — Лида капли в рот не брала, а Ад очка-то… ну вы сами знаете. Короче, такая дружба продолжалась несколько месяцев, а потом наша Аделаида предлагает подруге совместную коммерческую операцию: разовую интервенцию на парижский художественный рынок. Понемногу питерскую живопись они и до того вывозили, Ада — почаще, Лида — больше местных покупателей прикармливала. Но совершенно разные прибыли у торговца картинами, когда он на чужой аукцион десять работ выставляет или когда он проводит собственные торги. Чтобы организовать аукцион, нужно иметь связи с комиссаром-призером, гражданином Франции со специальной лицензией, и привезти не меньше ста картин. Ада скупила по дешевке у вашей нищей братии пятьдесят работ, по-моему, вы тогда ей тоже что-то продали…