Скоро лошадь оказалась рядом с Фаун.
– Доброе утро, – окликнул девушку парень с фальшивой жизнерадостностью. Фаун подняла глаза. Парень вежливо дернул себя за грязную белобрысую прядь, но глаза его не улыбались. Дурачок просто напряженно таращился на Фаун.
Фаун попыталась объединить вежливый поклон с неприступным выражением лица, молясь в душе: «Ох, только бы появилась тележка, или коровы, или другие всадники – хоть кто-нибудь. И не важно, в каком направлении они будут ехать».
– В Глассфордж идешь? – поинтересовался парень.
– Меня там ждут, – коротко ответила Фаун. «Убирайся. Просто поворачивайся и убирайся».
– У тебя там семья?
– Да. – Фаун подумала, не изобрести ли ей большую семью в Глассфордже – кучу свирепых дядюшек и братьев – или просто переместить поближе свое настоящее семейство. Оно вечно отравляло ей жизнь, но теперь Фаун почти мечтала увидеть кого-нибудь из родных.
Дурачок, хмурясь, похлопал своего спутника по плечу.
– Нечего болтать. Просто хватай. – Голос его звучал неотчетливо, как будто язык не соответствовал рту.
Телега с навозом тоже прекрасно подошла бы – особенно сопровождаемая толпой работников...
– Вот сам и хватай, – рявкнул парень.
Дурачок пожал плечами, размял руки и соскользнул с крупа лошади. На землю, впрочем, он соскочил более ловко, чем ожидала Фаун. Девушка ускорила шаги, потом, когда дурачок обошел лошадь и двинулся к ней, бросилась бежать, в ужасе оглядываясь.
От деревьев было мало проку. Даже если бы Фаун смогла влезть на дерево, это страшилище тоже наверняка смогло бы. Скрыться из виду так, чтобы успеть спрятаться, нечего было и думать.
Фаун брыкалась и вырывалась изо всех сил. Только это было все равно что бороться со столетним дубом...
– Ну вот, теперь ты ее перепугал до смерти, – с отвращением сказал второй парень. Он тоже слез с лошади, посмотрел на Фаун и стал развязывать веревку, поддерживавшую его штаны. – Придется связать ей руки, иначе она выцарапает тебе глаза.
Хорошая мысль. Фаун тут же попыталась. Бесполезно: дурачок по-прежнему стискивал ее руки, так что дотянуться до его лица она не могла. Фаун изогнулась и укусила волосатую руку. Кожа громадины обладала удивительно странным запахом и вкусом, как кошачья шкурка, – совсем не таким мерзким, как Фаун ожидала. Удовольствие от того, что ей удалось пустить ему кровь, было недолгим: дурачок развернул ее и, не проявляя никаких чувств, так ударил по лицу, что голова ее дернулась назад, а сама Фаун растянулась на дороге. Перед ее глазами заплясали черные пятна.
В ушах у Фаун еще звенело, когда ее рывком подняли на ноги, связали ей запястья и подняли в воздух. Дурачок передал девушку второму парню, уже снова сидевшему на лошади. Тот задрал юбки Фаун и усадил ее перед собой в седло, обхватив за талию. Голые ноги Фаун ощутили тепло конской шкуры. Дурачок взял повод и повел коня.