Одно только не вызывало у него сомнения – то, что Мойра вполне довольна договоренностью, имеющейся у нее с Таггартом-старшим, и считает его своим благодетелем. Это следовало из многих ее писем, в которых она постоянно подчеркивала, что жизнь обитателей Баллантре стала значительно приятнее и легче исключительно благодаря его благодеяниям.
Тем не менее она вовсе не раболепствовала перед ним, выказывая ему свое уважение и признательность. Лишены были ее письма и флера сентиментальности, скорее, их следовало бы охарактеризовать как дружественные. И по мере того как дружба между корреспондентами росла и крепла, тон их становился все более откровенным. Порой Мойра даже позволяла себе грубовато шутить и задиристо иронизировать, поддавшись соблазну опробовать свой сочинительский талант.
В определенной мере ее писательский зуд объяснялся и фактором значительной удаленности адресата. Ведь вряд ли бы она дерзнула быть настолько откровенной с ним, если бы они разговаривали с глазу на глаз. Да и сам Таггарт-старший тоже, видимо, давал ей повод особо не стесняться в выражениях, очевидно, не высказывая в своих ответах никакого недовольства в связи с ее фамильярностью и амикошонством. Иначе их переписка вряд ли бы стала регулярной и продолжительной.
Таггарт не смог сдержать улыбку, подумав, что обескуражить даму, подобную Мойре Синклер, невозможно. Впрочем, поправил он себя, судить о ее характере только по стопке писем вряд ли разумно. Тем не менее в глубине его души зародилось ощущение, что он познал ее натуру достаточно хорошо. И с каждой новой прочитанной строчкой это чувство крепло, как и желание лично познакомиться с этой неординарной женщиной. Вот, оказывается, до чего способно довести мужчину чрезмерное любопытство, с усмешкой отметил он. Казавшееся поначалу только прихотью, оно постепенно распалилось и переросло в стремление непременно увидеть ее лицо, заглянуть ей в глаза и постичь ее подлинные намерения.
Да и осмотреть самому замок Баллантре ему бы тоже не помешало, хотя бы для того, чтобы составить более полное представление о том роковом месте, откуда когда-то в страхе перед виселицей бежали Тиг Морган и его сотоварищи по воровскому промыслу, лелеявшие надежду найти спасение и лучшую жизнь в заморских территориях.
Следовало признать, что его шотландские корни все настойчивее напоминали ему о себе и что удовлетворить свой естественный интерес к собственной генеалогии невозможно, лишь бегло прочитав стопку писем незнакомки, адресованных его отцу, какими бы красочными и подробными ни были ее описания родины его предков.