в которой рассказывается о расцвете Посконии, о Белом хрене в конопляном поле и о злостной клевете, распространяемой западными журналистами
Как уже было сказано выше, Гран-Посконь воздвигнулась на восточных рубежах старой Агенориды внезапно, как возникает из тумана ледяная гора перед носом обреченного корабля, как появляется бдительный ночной патруль перед изумленным ловким лазутчиком, как разверзается ловчая яма под тяжелыми лапами могучего хищника, уже уверенного что добыча достанется ему.
Иноземные купцы вдруг с ужасом узнали, что продавать им за бесценок лес, мед и пеньку больше никто не намерен, а вместо глуповатых боляр и хворян, знать не знавших настоящей цены своим природным богатствам, появились тороватые мужички с обозами первоклассных товаров. Языками мужички покуда не владели, но учились быстро и торговались яростно. Мало того, явственно обозначились и рубежи новой державы, и оснастились эти рубежи заставами и таможнями, и лупили эти таможни с чужестранных негоциантов такую пошлину, платить которую можно было только с большим кряхтеньем и оханьем.
Уклонинские атаманы Карпо Теребенько и Карась Вульва, ходившие в Посконию пограбить, как домой, почувствовали на себе тяжкую руку нового посконского владыки. Атаманы поплакали о прежнем вольном житье, утерли глаза атласом необъятных своих шаровар да и предпочли доброй посконской виселице добрую вассальную клятву.
Варяги, пошедшие в очередной сезонный набег вниз по матушке по Вобле, были обстреляны с берегов из камнеметов и пошли в основном ко дну вниз головами, потому что на головах были тяжелые рогатые шлемы.
Немчурийский боевой орден Броненосцев попробовал попытать счастья на тех же северных рубежах, но навстречу ему из лесов вышла закованная в латы пехота, подкрепленная арбалетчиками. С тех пор о Броненосцах никто не слышал, а само имя их в знак презрения было торжественно присвоено заморскому безобидному зверьку, покрытому чешуей.
Сарацины, отправившиеся в Южную Посконию в очередной поход за невольниками, сами оказались в плену, были направлены в глубь страны и там, ради сохранения жизни, приняли на себя обязанности дворников в строящихся городах.
Даже в далекой Бонжурии Пистон Девятый, в котором до сих пор король продолжал бороться с рыцарем, признал, что не надо было ему никуда отпускать капитана Ларусса, а надо было плюнуть на недовольство вельмож, дать капитану герцогский титул и пожаловать прекраснейший в стране замок под названием Эван-Дюрак. Теперь же приходилось Пистону терпеть при дворе невежу, посконского посла графа Верзило по прозвищу Долгая Сабля, грубого мужлана, который, вместо того чтобы мочиться на стены королевской резиденции, как все добрые бонжурские шевалье, сколотил для себя и своих сотрудников особую отхожую будку с ямой и поговаривал уже о строительстве бани.