Владислав мог работать лишь полулежа. Иногда он не замечал Анну, бывало, что принимал ее за мать. Но теперь это не причиняло ей той острой боли, как вначале.
Анна промывала кисти Владислава, часто поглядывая на него. Сегодня он был в заметном возбуждении, и она с нетерпением ждала прихода Григория Алексеевича.
- Оставьте меня одного и не беспокойте...
Владислав не бредил, он обращался к ней-они были одни в мастерской. Анна замешкалась, не зная, как поступить. Взгляд Владислава был вполне осмысленным - он смотрел на нее.
- Пожалуйста, оставьте меня...
Анна поспешно вышла, прикрыла дверь, но не решилась отойти - должен Прийти врач. Она услышала голос Владислава, и ей показалось, что он зовет ее. Войдя, Анна остановилась пораженная: Владислав держал какой-то прозрачный предмет, и в его луче, словно сотканная из светящегося тумана, но быстро принимая почти физическую материальность, появилась женщина.
Владислав заметил Анну: мгновенный взмах руки, изображение исчезло, но глаза Владислава выражали сильнейший испуг. Он мелко дрожал, дышал тяжело и прерывисто. И все-таки какое-то радостное чувство на миг осветило лицо, он шагнул навстречу Анне и восторженно, как когда-то, выдохнул:
- Аннушка, девочка моя,.. - Но тотчас же черты его исказились, губы посинели, он побледнел, выкрикнул в ужасе: -Как вы смели?! Я же запретил!.. Уходите!
Анна выбежала из мастерской почти в беспамятстве, хотела позвать Григория Алексеевича, но тотчас опомнилась и опустилась в кресло.
"Женщина, женщина... Зачем я так? Может быть, это для картины... Но почему испуг? Что за проблеск чувств ко мне и тут же злоба, грубость?"
Она, невзирая на запрет, вошла в мастерскую. Владислав лежал в кресле, запрокинув голову. Анна не увидела прозрачного предмета, кристалла, когда Владислав держал его, сверкали грани... Анна вызвала Яронских, сделала больному массаж головы и рук, ввела распылителем препарат.
Григорий понял - случилось что-то необычное.
- Что с ним?
- Я не поняла, - Анна уже овладела собой. - Нужно пригласить Марию Яновну и папу. - Она приготовила аппарат для записи.
Выслушав Анну, Юлий Семенович, как говорила иногда Анна, сразу "вышел из берегов":
- Чертовщина, мистика. Изображение неизвестной женщины... суть в том, как он его получает и почему держит в тайне. Думайте... думайте...
Но хоть кого-нибудь напомнила тебе эта женщина?
- Нет. Она восточного типа, смуглая... не современная, почти обнаженная... Но как прекрасна... - Голос Анны предательски задрожал, и Мария Яновна поспешила вмешаться: