Вера. Дикие вы, провинциалки. Выбрасывай. Толку.
Света. Я хочу сделать сейчас кого-нибудь счастливым. (Бросает двадцатипятирублевку в окно.)
Вера. Деньги не приносят людям счастья. Свой полтинник хоть возьми. (Дает ей пятидесятирублевку.) Ну и кто там твой счастливец?
Света. Не знаю. (Отходит от окна.) Ветерок унес. Как этот художник на меня смотрел. (Рвет листок с телефоном.) Вот такая борода. Чешется, наверно. (Напевает.): Люди гибнут за металл.
Люди гибнут за металл. Извини. Проклятая песня - с утра прицепилась.
Вера. В кабаке у тебя хуже с пением получается.
Света. А я не могу петь, когда жуют. Мне кажется, что песнь жуют и проглатывают вместе со мной! Вот мама пела - все жевать прекращали. Когда мы жили в Москве - ее приглашали в лучшие рестораны.
Вера. Почему и уехали.
Света. Мама мечтала петь в опере. Не вышло. Потом она сильно болела московский климат.
Вера. Рассказывала. А на Алтае ее, значит, вылечили походы на лошадях. Жалко тех лошадок - они не могли спокойно жевать травку. Они вам, верно, подпевали. Две лошади, две певицы. Квартет Как вы его назвали? Иго-го?
Света. Ты злая, ты очень злая девушка.
Вера. Врешь - справедливая.
Света. Мама часто вспоминала Москву. Нашу добрую старую квартиру на Тверском бульваре, где Ермолова...
Вера. Коммуналку на втором этаже под счастливенькой циферкой семь. Полуподъезд-полуподвал чуть правее музейного входа пахнущую пылью деревянную лестницу; ермоловских клопов, ермоловских тараканов. Да?
Света. Ты жестокая. Ее вдохновляли эти воспоминания, до самого последнего часа вдохновляли.
Вера. Понятно - она ни на миг не оставляла надежды прославиться так, как прославилась Ермолова. Единственно, в несколько ином жанре - нашем жанре.
Света. Нет! Откуда ты знаешь?
Вера. Сама же трепалась.
Света. Я? Сама?
Вера. Трепалась.
Света. Нет! Не помню. Ничего не помню. Но маму воспоминания о Москве вдохновляли. (Пауза.) Это я помню.
Вера. Послушай, дорогая, эти воспоминания и мне не дают покойно жевать... спокойствие утра.
Света. Уже день.
Вера. Тем более.
Света. Ты живешь, чтобы есть, а надо...
Вера. А надо жрать, чтобы о жратве думать не хотелось! Послушай, твоей мамы больше нет? Нет. Я - есть? Есть. Моя больная голова есть? Есть. У тебя здоровая голова есть? Есть. Ты должна понять, что бредить умершей матерью изо дня в день - блажь на воде и соли. Может, я и не права. Скорей всего. Но, миленькая девочка, у меня череп раскалывается. Пойми.
Света. Я просто сказала, когда мама пела - все жевать прекращали. (Пауза.) А я, я, когда пою я, мне что-то мешает - ты знаешь, не почему-то стыдно. Я стесняюсь показать все, на что я способна. Только перед мамой я не стеснялась. И тогда мой голос звучал, звучал, как вылупившийся младенец. Так мама говорила. Ты бы слышала. Я боюсь, что без блата меня в консерваторию не примут, потому что на экзамене я буду обязательно стесняться. А если не примут, я же, я же сойду с ума. Мама говорила, чтобы стать великой певицей, надо в молодости правильно поставить голос. Мама, как могла, конечно, мне поставила. Но ведь она сама так и умерла с поставленным голосом. И поэтому мне нужны деньги - много денег, чтобы дать взятку какому-нибудь профессору в консерватории. Деньги, взятки, блат - это все бездарно, безнравственно, я понимаю. Не хочется думать.