— Поднимемся ко мне, Артур, неудобно здесь, в зале, разговаривать.
* * *
Панкрат курил, стоя у окна, и сизые струйки дыма тут же исчезали в круглом зеве кондиционера. На столе — открытая керамическая бутылочка с итальянским бальзамом, настоянным на кофейных зернах, и рюмка, в которой опалесцировала жидкость темного янтарного цвета. Табак немилосердно драл горло, и это до боли напоминало то время, когда Суворин в составе безымянного спецподразделения скитался по горам Ичкерии, выполняя приказы отдела “ноль”… Тогда все курили дешевый и забористый “Десант”, блоки которого им сбрасывали вертолеты вместе со снаряжением. Не курил только командир их группы, интеллигентного вида сухопарый мужик лет сорока, непрестанно повторявший: “Жизнь и так слишком коротка, чтобы делать ее еще короче по собственной воле”.
Суворин с невесть откуда взявшимся ожесточением вдавил окурок в пепельницу, стоявшую на подоконнике, и вытащил из пачки новую сигарету. Взял со стола рюмку, отпил — густая ароматная жидкость с горьковатым вкусом побежала по венам, наполняя тело ощущением мягкого тепла.
Задребезжал зуммер интеркома. Панкрат усмехнулся, но не двинулся с места. Зуммер продолжал трезвонить.
После двенадцатого звонка он подошел-таки к столу и нажал кнопку. Из динамика тут же вырвался негодующий голос Аскольда Матвеевича:
— Суворин, где тебя черти носят?! Быстро поднимись ко мне!
Панкрат отключил связь, не удостоив шефа своим ответом, с сожалением посмотрел на плоскую темно-коричневую бутылочку, в которой еще оставалось больше половины бальзама, подумал и налил треть стакана.
Выпил залпом. Потом снял “сбрую”, подержал некоторое время в руках и положил в сейф. Вместе с “гюрзой”. Надел пиджак, метнул один за другим три дротика в физиономию “национального героя” Басаева, поразил оба глаза и переносицу и отправился на “ковровые разборки” к шефу.
Полторацкий был разгневан. И тоже успел выпить. Похоже, не один — на столе Панкрат увидел опустошенную бутылку “Шато-Тьери” урожая “…надцатого” века и два пузатых бокала из богемского стекла, по размерам смахивавших скорее на небольшие вазы. Суворин догадывался, кем мог быть собутыльник шефа, и это не сулило ему ничего хорошего.
— Ты знаешь, что ты сделал, Панкратушка? — с перекошенным лицом набросился на него Аскольд Матвеевич, едва начальник охраны переступил порог его кабинета.
— Пытался утихомирить хулигана. Что входит, прошу заметить, в мои служебные обязанности, — совершенно спокойно ответил он, уже подозревая, чем закончится сцена.
— Хулигана! — завопил Полторацкий. — Да ты знаешь, на кого ты сегодня браслеты надел?