А когда его ловила милиция, Игорь Всеволодович Машин принимался колотить себя в грудь, выкрикивать команды, пытался приказывать. За это его люто били и, подержав какое-то время в милиции, выпускали…
Чума порылся в карманах, нашел засохший кусок хлеба. Своими большими зубами Чума принялся грызть этот кусок с таким хрустом, будто не человек грызет хлеб, а крыса. Из уголков рта текла слюна, руки дрожали. Хлеб был твердым, как камень. Чума ругался и грыз.
Главными врагами бомжей, живущих на чердаке, была не милиция, а дети, которые издевались над бомжами, время от времени совершая на них нападения.
Подростки избивали люто – так, как даже не бьют в милиции. Они появлялись неожиданно, поздним вечером. Вспыхивали фонарики, и бомжи, как крысы, пытались зашиться в самые дальние углы. Но подростки их находили. Правда, в этом доме во дворах проспекта Мира, ни Сиротку, ни Чуму пока еще никто не трогал. И бомжи радовались этому так, как нормальный человек радуется хорошей погоде, славному настроению и всяким мелким удачам.
Понемногу светало. Мутный свет проникал на чердак. Чума нашел газету и, подойдя к грязному окну, где было посветлее, принялся читать. Правда, в текст он не вникал. Он просто шевелил губами, прочитывая темные заголовки, и ему было все равно, свежая это газета или двух-, трех-, а может быть, пятилетней давности. Новости его абсолютно не интересовали.
А вот Сиротка любил, не в пример Чуме, порассуждать о политике, о Президенте, о том, что происходит в верхнем эшелоне власти. Чуму это смешило, и он смотрел на своего приятеля по несчастью как на умалишенного.
А Сиротка, возбуждаясь от прочитанного, размахивал руками и кричал:
– Коррупция! Коррупция! Вокруг коррупция! Все продажны, любого можно купить. Вот, смотри, Чума, слушай, что пишут…
И, захлебываясь, брызжа слюной. Сиротка читал какую-нибудь разоблачительную статью и радовался, хлопал в ладоши, подскакивал. А Чума смотрел на него и молчал. Только время от времени говорил:
– Ну и козел же ты, Сиротка! Ты грязь, даже хуже, чем грязь, а берешься рассуждать о том, чего абсолютно не понимаешь.
– Надо идти на выборы, – кричал Сиротка, – надо защищать демократию!
– Какие выборы, мать твою!.. – говорил Чума. – Ведь у тебя никакого документа нет.
– Надо звать народ на баррикады.
Сиротка вообще, в отличие от Чумы, был настроен революционно. Он даже пошел защищать Белый дом, когда в город въехали танки. Правда, пользы от спившегося и полуживого бомжа было мало, но Сиротка гордился актом своего гражданского мужества. И когда был пьян, всегда рассказывал о том, как горели костры у Белого дома, как он с гражданами свободной России строил баррикады, ел кашу и курил сигареты, которыми угощали всех. Это были светлые воспоминания бомжа по кличке Сиротка.