– Дорогин! – низким, чувственным голосом воскликнула Белкина, раскрывая объятия и делая шаг навстречу Муму. Затем покосилась, увидав Солодкину. – Вот так всегда, – она игриво изобразила разочарование, – только соберусь обнять мужчину, руки раскину, а потом подумаю, вдруг жена рядом? Надо сперва осматриваться и уж потом раскрывать объятия.
Белкина, насколько могла, нежно поцеловала Солодкину в щеку, а затем уже чисто по-мужски пожала руку Сергею Дорогину.
– Муму, наверное, ты хочешь сказать, нас ждут великие дела?
– Абеба нашелся.
– Поздравляю.
– Меня или себя?
– Обоих.
Солодкина вообще не понимала, о чем идет разговор.
– Сам позвонил, сегодня с ним встречаюсь.
– Где? Когда?
Пришлось Дорогину выложить все. Варвара умела вытаскивать из людей тайны.
– Я, наверное, кажусь тебе, Сергей, занудой, расспрашиваю тебя, как на допросе?
– Временами бывает.
– Зануда знаешь кто? Тот, кому легче отдаться, чем объяснить, что тебе этого не хочется.
В последнее время Белкина не только писала газетные статьи, но и сотрудничала с телевидением. Там платили больше. Каждый материал она умудрялась продавать дважды – ив газеты, и, как любила говорить, “в ящик”. Главный редактор “Свободных новостей плюс” был не против: лишняя реклама его журналистке и его газете. Все, что касалось увеличения тиража, являлось для него святым.
Но тележурналист – создание еще более коварное, чем журналист газетный. Ему не только нужно расспросить человека, залезть в душу, он еще и любитель подсматривать. Каждый телевизионщик знает, что позирующие перед камерой люди неубедительны. Зритель же любит, когда ему позволяют заглядывать туда, куда другим заглядывать непозволительно.
– Значит, в подземном переходе на Киевском?
– Да, – сказал ничего не подозревающий Муму.
Варвара в душе прокляла себя за то, что она прежде всего журналист, а уже потом приятельница Муму. Как приятельница, она обязана была предупредить его, что, возможно, сегодня появится в переходе с оператором и камерой, но как тележурналист знала, сцена встречи сидевших на одной зоне эфиопа, как две капли воды похожего на Пушкина, и русского каскадера – это слезоточивый материал для телезрителя.
"Как-нибудь потом с Дорогиным объяснюсь. Он мне простит”, – решила Белкина.
Муму, ничего не подозревая, строил дальнейшие планы:
– Я с ним договорюсь, он согласится. Только скажи, Варвара, сколько ему смогут заплатить за съемку? Даром он тебе вряд ли и пальцем пошевелит.
Все, что касалось денег, которые приходилось тратить на съемки из собственного кармана, Белкина строго лимитировала.