– Круговорот финансов в природе, – усмехнулся Дорогин. – Тоже благодатная для газеты тема.
– Никого этим не удивишь, все и так это знают, видят, но почему-то продолжают подавать инвалидам. Что сделаешь, – усмехнулась Варвара, – люди не ему помочь хотят, а от судьбы откупаются. Мол, дам пятерку, десятку, Бог меня и помилует, останусь с ногами.
Когда Муму и Белкина садились в машину, омоновцы лениво выгоняли из перехода бомжей и попрошаек – всех, кто с ними не делился, и всех, кто составлял конкуренцию герою афганской войны, отсасывая деньги у прохожих. Этот процесс омоновцы между собой цинично называли “зачисткой вверенной территории”.
Игорь Морозов остался один, и народ к нему потянулся вновь.
– Мы через час тебя навестим. Сиди здесь, и чтобы никуда. – – услышал он жесткое предупреждение, которое не сулило ничего хорошего тому, кто его ослушается.
Галичане сели в новенькую “хонду” и уехали на Савеловский вокзал, где работал еще один герой афганской войны, однорукий и одноногий. За ним нужен был глаз да глаз, он в запале грубил прохожим, оскорблял их, называя трусами и предателями родины, отсиживавшимся в тылу, когда он сам “живот за родину отдавал”. А потом в расстроенных чувствах цеплял кого-нибудь из сердобольных прохожих костылем за ногу, совал горсть смятых денег и просил:
– Отец, отец, уважь инвалида, принеси бутылочку водки, я за твое здоровье выпью и друзей помяну заодно. Сегодня день у меня важный, в этот день мы в окружение попали…
Судя по рассказам ветерана, в окружение его рота попадала два раза в день почитай круглый год. А если перечислить друзей, которых он поминал, как пономарь, читающий заупокойные записки, набиралась не рота, а целый полк. Он перечислял тех, с кем учился в школе, даже не смущаясь тем, что выкрикивает женские фамилии. А затем в ход шел список однокурсников профтехучилища, которое он не успел закончить и из которого за неуспеваемость и прогулы был позорно изгнан.
После второго списка шли фамилии сокамерников и тюремных надзирателей и лишь после них тех солдат, с кем на самом деле довелось служить на афганском аэродроме, на котором моджахедов никто не видел от начала войны до самого ее конца. Руку же и ногу “афганец” потерял по собственной дурости, пьяным раскручивая боевую гранату.
Морозов же в присмотре не нуждался. Лишнего не пил, он ловил кайф от общения с людьми, упиваясь тем, что может раскрутить их на деньги и сочувствие. Второе Морозов ценил больше.
– Варвара, теперь ты будешь только мешать. Белкина обиделась и надула губы.
– До этого я тебе не мешала, почему же вдруг стала обузой?