- Ух, черт!..
Ноги отказывались двигаться. Дело дрянь. Значит, не просто устал, а раскис, расслабился. Тряпка!
- Пусть гром гремит, пускай пожар кругом...- забормотал Валентин. - И вся-то наша... жизнь... есть борьба, борьба...
Это была старая, довоенная песня. Ее очень любил петь дядя Коля, пулеметчик партизанского отряда. Боевая песня...
- Гром... Пожар... К черту пожар!.. Хотя вместо мороза... Нет, пожар - глупо. Лучше скромненький огонек в скромненьком балке... А мороз жжет, проклятый, что твой пожар... Мы беззаветные герои все...
А балок не появлялся. Неужели обоз прошел стороной?..
Если так, спасение только в том, чтобы двигаться дальше, не останавливаться! Ни за что не останавливаться! Не позволять себе сесть отдохнуть. Идти, пока не встретишь людей. Иначе смерть.
- Вся-то... наша... жизнь есть борьба... борьба...
Он шел всю ночь. Спотыкался, падал, по упрямо двигался вперед. Перед рассветом обнаружил, что след обоза исчез. Метнулся назад и едва не свалился с обрыва. Вероятно, внизу закованная льдом река. Он бросился вправо, затем влево. Следа но было.
Валентин упал па снег, готовый сдаться, не продлевать мучений, все равно бессмысленных. Сначала ему было холодно. Однако вскоре он согрелся, проваливаясь в сладкий, теплый сон. И тут же пришло на ум страшное: это не сон! Это смерть!
Он заставил себя открыть глаза и опять почувствовал холод. Подняться удалось не сразу. Тело стало непослушным.
А потом он снова шел, повторяя в полузабытьи все одно и то же: "Вся-то... наша... жизнь... борьба..."
Не вслух повторяя. Мысленно.
Развиднялось. Но он уже ничего не различал перед собой. Только какие-то цветовые пятна и круги.
День снова сменился ночью, а Валентин по-прежнему шел, не отдавая себе отчета, куда и зачем идет... "Вся-то... наша... жизнь..."
Начались галлюцинации. Он видел не тундру, а зеленый лес и реку, над которой повис белый туман...
На мгновение полузабытье отступило, и Валентин различил впереди какие-то черные громады и огонек над ними. Это была яркая звезда, а ему почудился огонек, зажженный доброй рукой человека. Он рванулся к нему н упал. Подняться уже не сумел и пополз, захватывая воздух потрескавшимися губами.
Вскоре неверная реальность опять сменилась бредом. Не было тундры, а было черное поле, яма с упругими, словно живыми телами расстрелянных партизан, и далеко, бесконечно далеко робкий свет в избушке.
Доползти бы к этому свету. Только бы доползти!..
Он останется жив, если доползет... Он доползет... доползет... Его не убили, только грудь горит, но он жив. Он выполз из-под трупов, а теперь надо доползти...