"Я бы на вашем месте не спешил злорадствовать..." 2.
Институт оказался удивительно похожим на оставленный - на мысу, тихий, переполненный родными запахами. И профессор с кастриловским именем Мойша оказался похож на Жаборецкого - такой же породистый, вальяжный и склонный вещать. Из его получасового вдохновенного монолога Илья едва понял несколько слов, после чего вручил ему свои чудом уцелевшие после Репы бумаги и скромно спросил, знаком ли тот с его, Лернера, трудами по креветкам, как назло забыв, к своему позору, ключевое слово shrimp.
Профессор Мойша что-то буркнул в ответ, пытаясь понять, что говорит этот удивительный квази-иностранец, который явно пришел пешком с другого конца Хайфы и не понимает ни на одном человеческом языке, в отличие от всех нормальных людей со всего света в этих стенах. Те приезжали на арендованных в Израиле машинах и не говорили разве что только на иврите.
Он бегло просмотрел мощную творческую биографию соискателя непонятно чего, закинул волосатые руки за затылок и набрал номер телефона.
Вошло пожилое невысокое существо, коротко остриженное и нелепо одетое во вроде бы рабочий комбенизон. Оно обнажило мертвые ровные зубы и прохрипело по-русски: "Доктор Мойша хотел бы знать, чего вы от него хотите. Если работы у нас в инститете, то ставок нет и не предвидится. И никому в Израиле он вас порекомендовать не может."
Профессор уже стоял у большого окна, глядя на близкий прибой. При последних словах он неожиданно радостно кивнул. Ошеломленный Илья дрожащими руками собрал свои бумаги и неловко откланялся. Существо ответило ему, а вождь науки уже, яростно жестикулируя в сторону моря, что-то орал по-английски в телефон.
В коридоре бесполое, однако, догнало Лернера, представилось Риной, обнаружив свое женское начало. Подозрительно оглядев Илью, странная дама вдруг спросила: "А вы не тот ли самый Лернер, что открыл секрет молодости?"
"Если вы имеете в виду нитьевидные молекулы секреций моих креветок, то это я."
"Вы проверили действие вашего препарата на людях?" "Нет." "А на животных?" "В неофициальном порядке". "Я попробую заинтересовать вами фирму косметики." "Если нам это удастся, я могу рассчитывать не работу в этой фирме?" "Этого я вам не сказала. Максимум, на что вы можете рассчитывать, это на один процент от предстоящих прибылей. Оставьте ваш телефон. Я вам позвоню." "А почему именно один процент? - Илью передернуло от омерзения. Почему не тридцать, не три, не даром, наконец? Что это за тариф без обсуждения с автором?"
"Скажите спасибо, если кто-нибудь хоть шекель вложит в ваше дело." "А ваша роль и доля какова в этой сделке?" "Это не должно вас интересовать. Вы передаете нам технологию. Мы ее доводим до рынка. Вы хотите попробовать без нас? Бэ-эзрат ха-Шем, с Б-жьей помощью, вы в свободном мире. Если у вас есть миллионы долларов на патентование, экспедиции, эксперименты, производство, рекламу... Только я боюсь, что вы и ста шекелей лишних сегодня не наскребете на свои исследования. Вас приучили, что ваши знания нужны вашему социалистическому отечеству, великому советскому народу, а потому за ваши научные амбиции авансом платило государство. Тут самые гениальные идеи решительно никого не интересуют до тех пор, пока не будет экспериментально доказана гарантированнаяприбыль тому, кто рискует своими деньгами. А деньги в свободном мире имеет только тот, кто не рискует ими попусту. На основании слухов о ваших молекулах никто палец о палец не ударит. Я вообще очень сомневаюсь, что даже со мной кто-то будет говорить на эту тему. Тем более, что вы сами говорите, что какие-то Репы украли у вас и отчеты и образцы для испытаний. Ведь они могут сами выйти на тот же рынок. И никто не захочет участвовать в сомнительной склоке. Дело почти дохлое. Но я готова попробовать..." 7.