С Микки она ладила лучше. Поклоняется он одной Мэрилин Монро. Если вскрыть его черепушку, просто не знаю, кого там обнаружишь – Мэрилин Монро, Мариуса Трезора или Эдди Меркса. По его словам, выходило, что это была величайшая актриса, что таких уже больше не будет. Поэтому Микки и Эна всегда находили о чем поболтать. Помимо своего собственного, единственное фото, которое она терпит на стене, – в рамочке Мэрилин Монро.
Странно? Ведь когда та умерла, Эна была совсем девчонкой. Много позже ей удалось увидеть только два ее фильма – «Река без конца» и «Ниагара», да и то по телеку. «Ниагара» понравилась ей больше – из-за шелкового платка на Мэрилин перед тем, как ей падать. У нас телек обычный, и шелк выглядел белым. Микки видел на большом экране, говорил, что на самом деле платок желтый. Мы даже заспорили.
Ну ладно, Микки – парень, его можно понять. Я лично не был без ума от Мэрилин, но его понимаю. Он видел все ее фильмы. А Эна вот что однажды мне сказала. Во-первых, ее интересуют не фильмы Мэрилин Монро, а жизнь самой Мэрилин. Дескать, прочла о ней книгу. Показала книгу мне. Перечитывала ее десятки раз. И добавила, что хотя она и не мужчина, но будь Мэрилин жива и если бы все можно было вернуть назад, никто бы не смог подтолкнуть ее к самоубийству.
Так она говорила, но еще важнее, каким тоном. Нынешним летом Бу-Бу пояснил мне, что не следует верить людям, у которых в запасе много слов, что это самые сложные натуры. Мы с ним как раз работали на краю купленного виноградника, повыше нашего дома. Микки сказал, что не надо верить тому, что говорит Эна, потому что она часто – хотя и не всегда – употребляет слова, способные скрыть добрые чувства и высказать дурные. Я остановил сульфатницу и ответил ему, что он может произносить какие угодно слова, все равно скажет одни глупости. Может считать себя «Бу-Бу Всезнайкой», но тут он сильно ошибается.
Однако я хорошо его понял. Эна, дескать, была так расстроена смертью Мэрилин Монро, такой одинокой в пустом доме, что ей захотелось оказаться рядом, окружить ее сочувствием и все такое, словом, помешать покончить с собой. На самом деле все было как раз наоборот. Обычно она произносила одну фразу, и это было как удар под дых. Возможно, это было ее главным достоинством. Чтобы ее понять, не требовалось особого труда. Да, от нее можно было сдохнуть. Что касается богатства ее словарного запаса, то он объяснялся не тем, что она затыкала уши на уроках и была второгодницей, вынужденной уйти из школы. Просто ей не нужно было говорить ничего, кроме: я голодна, мне холодно, а в кино – что хочет пипи, и тогда об этом знали все в ряду. Наша мать назвала ее однажды животным. Та удивилась и ответила: «Что ж, как все». Если бы ее назвали человеческим существом, она бы не поняла и только бы вздернула плечо, и вообще она не отвечала, если на нее кричали.