Что касается тихони Модеста, то я ему искренне завидовал - мудрость далась ему не из книг, не от почтения к философам, она отвечала его природе. Очень возможно, его родители были так глубоко инфицированы нашей коллективистской эпохой, что сын получил от нее прививку уже на генетическом уровне. И нет сомнений, что он бы сумел прожить относительно спокойно отпущенный ему свыше срок, если б не роковая встреча.
Женщина, друзья мои, женщина! В ясное утро, в ненастный день, раньше ли, позже - она является. И тем верней и неизбежней, чем меньше затрачиваешь усилий.
Представьте московскую филологиню, нервную, острую, подвижную, с резкими чертами лица, с высокой башенкой черных волос, с прокуренным хрипловатым голосом, всегда возбужденную, будто она торопится не опоздать на поезд, с живыми близорукими глазками - они смотрели на вас, на мир с чуть неестественной напряженностью, может быть, оттого, что она упрямо не носила очков. Казалось, что в минуту рождения ее подожгли, и бессонное пламя дрожит и мерцает до сей поры.
Строго говоря, так и было. Вечный мучительный непокой. Ей требовалось неистово, яростно - признание, пусть в своем кружке. Добиться этого было непросто, можно сказать - Сизифов труд. Все это были люди с амбициями, из тех, что хорошо говорят, но плохо слушают, каждый из них привык относиться к себе почтительно.
Она ощутила подкожным инстинктом, что ей необходим человек, близость к которому почетна. Модест подходил на эту роль своей отдельностью, своим отсутствием. Недаром он привлекает внимание, в шумном застолье кто-то вдруг вспомнит: "Знаете, как-то Модест сказал, что в идеалах всегда нетерпимость". "В самом деле? Тут есть своя правда". И после полвечера все толкуют о том, что идеалы опасны. Тем более, когда понимаешь их абсолютную недостижимость. Однако же на пути к вершинам только и делают, что крушат и уничтожают препятствия.
Да, именно такой человек ей нужен - замкнутый, чуть загадочный, скуп на слово, поэтому оно веско. Чем больше он сторонится людей, тем больше чести быть его другом, может быть, даже - его подругой. Все ее нынешние приятели, даже и те, кто о нем говорит с уважительной интонацией, не понимают его значения. Стало быть, надо его объяснить и приподнять - всем остальным придется тогда задрать свои головы, чтоб разглядеть Модеста получше. Он превосходный материал, но нужно его довести до кондиции, ну что ж, она этим и займется, они поменяются ролями. На сей раз Пигмалион будет в юбке, а Галатея - в неглаженых брюках.
Мой дом - моя крепость. Вот эта крепость подверглась сперва планомерной осаде, а вслед за ней - настоящему штурму. Она, словно крот, прорыла отверстие и просочилась, как ручеек. Все чаще и чаще она заполняла его вечера, и мало-помалу он привыкал и к ее присутствию, и даже к этому восхищению каждой произнесенной им фразой. Хотя неизменно его считал неумеренным, почти патетическим. А все же как это греет душу, когда ловят всякое твое слово!