– Это будет нетрудно. Я редко бываю дома, поэтому мы без труда сможем не встречаться друг с другом.
– Конечно, – ответила она неестественным голосом, стараясь отвести взгляд от высокого человека, взирающего на нее с полным безразличием, и обнаружив, что это невозможно. Рубашка, застегнутая лишь наполовину, закатанные до локтя рукава, открывающие загорелые мускулистые руки. Должно быть, он начал одеваться, когда проснулся Стефанос. Он успел побриться, но темные волосы взлохмачены, будто он пытался пригладить их рукой. Боль внутри была настолько сильной, что Сапфира прижала руку к груди. Какая горькая ирония, что чувства, которые так долго дремали в ней, выбрали именно этот момент для пробуждения. Она считала, что они давно умерли и не способны возродиться, но, кажется, они вознамерились доказать ей обратное.
– Что это, мамочка?
Малыш высвободился из ее объятий. Успокоенный близостью матери, Стефанос быстро вернулся к своему обычному игривому настроению и забрался под легкую простыню, которой она была укрыта. Вылезая оттуда, он открыл кулачок и протянул ей на ладони фарфоровое яйцо.
Смутившись, Сапфира отобрала его у сына:
– Это подарок, мой милый. Оно, должно быть, выпало из моей сумочки.
– А ты можешь его съесть? – не унимался любопытный малыш.
– Нет! – Сапфира засмеялась, забрала у него яйцо и положила на тумбочку. – Оно красивое, на него нужно просто смотреть и любоваться. Его подарил мне твой папа, – добавила она с каким-то отчаянием, ощущая тягостное молчание Тэйна.
Лицо Стефаноса мгновенно озарилось улыбкой.
– Значит, он тоже тебя простил! – воскликнул он. – Он бы не подарил тебе подарок, если бы еще сердился на тебя за то, что ты ушла и бросила нас!
– Это не совсем так, мой хороший… – Глядя на его возбужденное личико, она пыталась представить, как это воспринимается, когда тебе три с половиной года. Что из того, что произошло между ней и Тайном, он сможет понять? Что ей следует попытаться ему объяснить? – Папа и я думаем, что было бы очень здорово, если через какое-то время у нас оказалось бы два дома вместо всего лишь одного, – сказала она с какимто отчаянием в голосе. – Я ушла, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
– И ничего не вышло! – радостно воскликнул он. – Теперь, когда ты вернулась, ты можешь пойти и покачать Вики и меня на качелях!
– Если только ты будешь сидеть на качелях как следует, как тебя учили. – Она строго посмотрела на него, довольная, что он перестал говорить о ее бегстве, но почувствовав приступ отчаяния при мысли о том; как будет трудно подготовить детей к ее уходу из дома. Может быть, пройдет несколько лет, прежде чем ей удастся выбрать подходящий момент…