– Сколько это по-нашему? – поморщился преосвященный, неодобрительно относившийся к новомодной тенденции переводить все с русских мер на метры. – Ладно, Бог с ними, с сантиметрами. Скажи-ка лучше, Матюша, как ты все это понимаешь?
Версия у Бердичевского имелась, хоть и довольно расплывчатая.
– Преступник (назову его, вслед за вашим преосвященством, «Волчий Хвост») следовал за сестрой Пелагией от самого Заволжска. От соблазна предположить, что Волчий Хвост и Стеклянный Глаз – одно и то же лицо, пока, за нехваткой доказательств, воздержусь. Однако не вызывает сомнений, что причину столь назойливого внимания злоумышленника к дорогой нам особе следует усматривать не в чем ином, как в умерщвлении предполагаемого пророка.
– Матвей, – попросил преосвященный, – ты говори проще, ведь не в суде выступаешь.
Прокурор сбился, но не более чем на пол-минутки.
– Вообще-то я уверен, что это именно Стеклянный Глаз, – сказал он уже без важности, попросту. – Узнал каким-то образом, что это Пелагия навела на него подозрение, и решил расквитаться. Если так – то это человек психически ненормальный. Я, знаете ли, недавно прочитал немецкое исследование на тему маниакально-обсессионной злопамятности. Все сходится. Такие субъекты живут в постоянном ощущении всемирного заговора, направленного персонально против них, постоянно выискивают виновников и иногда мстят им самым жестоким образом. Это же надо – преследовать женщину несколько сотен верст, чуть не до самого Урала! Через лес, перед этим по реке. Следом на лодке, что ли, плыл? А способ убийства-то какой изуверский придумал! И девочку не пожалел. Извините, но это явный маниак.
– Что ж он меня в лесу не убил? – спросила Пелагия. – Проще простого было бы.
– Я же говорю: злобная обсессия. «Проще простого» вас убить ему было неинтересно. Осмелюсь утверждать, что эти патологические личности любят разыгрывать спектакли – вроде замуровывания заживо в пещере. Да и потом, должно быть, хотел растянуть удовольствие, покуражиться. Зря, что ли, он на вас из-за елки рычал? Игрался, как кошка с мышкой.
Монахиня кивнула, признавая резонность прокуроровых умозаключений.
– Мне еще вот что не дает покоя. Все время об этом думаю. Где я была, когда произошел обвал: внизу, в пещере, или наверху? Как я могла видеть сверху то, что случилось раньше?
Митрофаний с Бердичевским переглянулись. Они между собой уже обсуждали эту странную подробность монашкиного рассказа и пришли к некоему выводу, который преосвященный сейчас и попробовал донести до Пелагии – разумеется, самым деликатным образом.