Непрерывные вспышки измучили его, такой страшной грозы он еще никогда не видел – а ведь она разыгралась только у него перед глазами. Прошло неизвестно сколько времени. Когда барду полегчало, солнце успело проделать довольно долгий путь по небу, и Корс Кант обнаружил, что Анлодды уже нет там, где она сидела. Ослабевший, одурманенный. Корс Кант вытер с глаз слезы.
И тут нежная рука коснулась его затылка. Анлодда обняла его, и от ее запаха у барда еще сильнее закружилась голова. Она прошептала ему на ухо:
– Мне не хотелось, чтобы такое случилось.., сегодня! Постарайся выбросить это из головы, хотя бы сейчас.
Голос ее звучал взволнованно, она как бы торопила Корса Канта. Она обвила его руками и не отпустила даже тогда, когда он опустился перед ней на колени. Струйки пота сбегали по шее и груди юноши, кожу щипало. Он слышал, как бьется сердце возлюбленной – быстрее, чем скачущая галопом лошадь. Она вся дрожала.
– Н-никогда не видел… – Корс Кант запнулся, несколько раз глубоко вздохнул, молясь о том, чтобы вспышки молний оставили его. Анлодда молча ждала. – Никогда не видел убийств.., так близко, – признался юноша. Корс Кант вдруг окаменел, воочию представив, как гибнет отец от стрелы, пущенной в его голову лучником Вортигерна, как мать разрубают топором, словно тушу в мясницкой лавке, и сестру…
Анлодда, Канастир, встающая на дыбы лошадь… «Что произошло на самом деле, а что лишь галлюцинация от треклятого гриба?» Голова у юноши кружилась, он с трудом удерживал равновесие. Весь мир стонал, с деревьев капала свежая кровь. Казалось, будто рожденный в небе отец всех драконов, Пендрагон, разорвался на части и его кровь пролилась на землю. Собрались в вышине стервятники, тысячи орлов слетелись, чтобы разорвать плоть дракона, чтобы кости его потом остались белеть на земле, словно руины Карфагена.
Анлодда погладила волосы юноши, прижалась щекой к его щеке.
– Мне нужно было, чтобы ты раскрылся, Корс Кант. Я должна была дать тебе этот гриб. Я не думала, что такое случится. Прости меня. Не надо бояться. Уйдем от крови и смерти, ибо я должна показать тебе нечто чудесное. Правда!
На миг барду показалось, что сейчас она поцелует его. Она часто, неглубоко дышала, кожа ее была нежной и теплой. «Моя принцесса, – думал Корс Кант, – будь я принцем, мы бы полюбили друг друга!» Вдруг лицо Анлодды стало зеленоватым, кончики ушей заострились, как у феи. «Кто же ты такая?» – в страхе гадал бард.
«Я – не больше, чем ты. И не больше, чем Он».
Это она сказала, или в голове у Корса Канта вновь зазвучал этот навязчивый чужой голос?