Я опустила руки. Снова подняла, на этот раз сжав кинжал обеими руками. И снова у меня ничего не вышло. Артус жил. Он продолжал молиться, не зная о том, что я, его убийца, стою у него за спиной.
Ткань, которой было повязано мое лицо, взмокла от пота, я моргала, прогоняя горькие слезы. Он старик, он по-своему старается заглянуть в людские сердца.., совсем как дядя Лири – в каком-то смысле мой настоящий отец.
И вдруг та мысль, которая все не давала мне покоя, засияла ярко, как солнце: Артус для Корса Канта значит столько же, сколько Лири для меня!
Чтобы убить Dux Bellorum, мне понадобились бы целых четыре клинка – один для самого Артуса, один для дяди Лири, ведь его убьет это известие, еще один
– для Этого Мальчишки, ибо он не сможет жить после смерти того, кого считает отцом, и еще один для меня, ибо какая у меня могла быть после этого жизнь, даже если я сумела бы бежать и меня бы не поймали?
Я выпрямилась. Рука с кинжалом вяло упала. Я запрокинула голову и уставилась в потолок, мне было безразлично, что Артус может обнаружить меня и позвать преторианскую гвардию.
«Как ты могла такое сотворить со мной!» – мысленно кричала я Афине, чей неожиданный дар мудрости вдруг превратил меня в трусиху.
Воин, который слишком много думает, лучше пусть идет в вышивальщицы!
Воин действует, а не думает, а я только что совершила смертельный грех. Я задумалась – и что хуже того, я стала думать о своем враге, как о человеке.
Артус продолжал молиться, но если раньше он говорил шепотом, то теперь голос его окреп. Он заговорил так громко, что от испуга я чуть не выронила клинок.
– Мария, Матерь Божья, веди наших юношей по пути правому, да не смутят их соблазны мира дольнего, ибо Антихрист вечно искушает верных сынов и дочерей Божьих сладкими речами, подвигает их к смертным грехам.
Я опустила глаза, уставилась в пол. Он разрушил меня! Он, стоявший на коленях спиной ко мне, старик со сложенными для молитвы руками, с глупыми словами, которые, наверное, просто заучил и никогда не задумывался над их смыслом, – обезоружил меня, воина, не дал мне спасти родину от иноземных захватчиков.
«Нет, – подсказал мне внутренний голос, – не Артус оставил тебя. Это все Он. Этот Мальчишка».
Я подумала о нем, о той боли, что принесет ему смерть Артуса, и впала в сомнения, и не сумела исполнить свой долг. Так, из-за моего эгоизма, из-за моей любви пострадала стонущая под игом родина.
Я не только предательница. Я еще и еретичка.
И тут… В коридоре послышались чьи-то робкие шаги. В страхе я попятилась назад, молясь о том, чтобы попасть в гардеробную и не наткнуться на пресс для глажки белья.