Но все же Корс Кант взял у короля трубку, почему-то доверяя Меровию, и затянулся плотным, густым дымом.
«Какое глупое занятие – вдыхать дым. Природа заставляет нас бежать от дыма и кашлять, вдыхая его. Просто удивительно, как это вельможи быстро пристрастились к этому пороку, стоило Артусу приучить их…
Подумать только… И ведь все остальные нововведения Артуса они легче восприняли после того, как пристрастились к курению… Не взаимосвязано ли это? А может быть, это пример того, что ораторы зовут «post hoc, ergo proter hoc» : неспособность поверить в то, что нечто, следующее за чем-то, может быть вызвано первым? И почему прежде я никогда об этом не задумывался?»
Корс Кант заморгал, поняв, что уже довольно долго молчит, а надо бы из вежливости поддерживать разговор.
– Я как-то раз сочинил песнь об Атласе, – поспешно проговорил он, стараясь не вспоминать о том, что сказал по поводу этой песни король. В моей песне он изнемог от тяжести небесного свода и в один прекрасный день сбросил со своих плеч надоевшую ношу. И тогда каждому из нас пришлось взвалить на себя по кусочку небес.
– Могу ли я когда-нибудь послушать эту песнь?
– Но она.., не по канону сложена. Меровий удивленно поднял бровь.
– Я хотел сказать.., она не по правилам сочинена, – пояснил Корс Кант. – Ни стиля, ни… Там нет ни великих героев, ни морали в конце. Даже одноглазого великана нет. Честное слово, получилось примерно так, словно это поет какой-нибудь забулдыга в винной лавке, пьяно бряцая на лире. – Юноша уткнул подбородок в колени. – Вот мне все и твердят, уши прожужжали.., говорят, что у меня песни.., не правильные.
Горько ему было произносить эти слова, но правда есть правда.
– Знаешь, что? Таковы же песни и моего придворного барда. Но я все равно заставляю его петь их.
– И он поет? Поет песни.., которые бросают тень сомнения на правление его повелителя?
Меровий рассмеялся и разжег потухшую трубку.
– Сомнения! Да он.., порой он выставляет меня бессмысленным младенцем. Но поэтому он и остается моим придворным бардом уже восемь лет. Я дорожу его мнением, он говорит мне то, что другие не осмелятся. Не бойся своих песен, Корс Кант. Артус добрее и умнее, чем ты думаешь.
Он молча затянулся, изучая, по-видимому, какие-то только ему видимые геометрические фигуры, после чего сказал:
– Но нет, не сомнения в собственных песнях так удручают тебя. Тут есть что-то еще. Как ее имя?
– Ч-чье? – ошарашенно переспросил бард.
– Той женщины, чья поступь тебе послышалась в моих шагах.
У юноши засосало под ложечкой. Он в испуге отодвинулся подальше от Меровия.