…женщина, апатичная и чувственная, с тяжелыми веками, совершенно безразличная ко всему внешнему, охотно приемлет теплую томность яда. Ее плоские, как бы шаркающие ступни говорят сами за себя. Каждый тон и черта так и дышат абсентом.
Один из крупнейших критиков того времени, Д. С. Макколл, называет «Абсент» «неисчерпаемой картиной, притягивающей к себе снова и снова». Именно в ответ Макколлу и полетели камни. Критик из «Вестминстер Газет», подписывавший свои статьи псевдонимом «Обыватель», написал, что человек, которому дороги достоинство и красота, никогда не назовет «Абсент» произведением искусства. Сэр Уильям Блэйк Ричмонд напал на «литературность»: «„Абсент“ – литературное представление, а не картина. Это повесть, изобличающая пьянство. Все ценное, что можно тут сделать, сделал Золя».
Уолтер Сикерт, напротив, считал, что «слишком раздули „пьянство“ и „отупелость“ и всякие „уроки“» и что картину надо было назвать просто «Мужчина и женщина в кафе». Возможно, он имел в виду урок Джорджа Мура, который, должно быть, узнал кафе и сказал что-нибудь вроде: «Ну и шлюха! Неприятный урок, но все же урок». Иметь в виду он мог все что угодно; в одной из многочисленных пародий урок выражен так: «В жизни не обращусь в это бюро знакомств!»
Макколл обобщил критику как борьбу мнения «французский яд» против мнения «трактат о трезвенности». Позднее Макколл встретился с Дега в Париже и обнаружил, что тот уязвлен откликом на картину, которой он никогда не дал бы такое броское название, как «Абсент». Он возражал против нападок прессы, утверждавшей, по его словам, что он рисует «как свинья» («comme un cochon»).
Что же касается Элен Андре, она была совсем не такой жалкой, как на картине. Барнаби Конрад описывает ее беседу с Феликсом Финионом через сорок с лишним лет:
Передо мной стоял стакан абсента. В стакане Дебутена было что-то совершенно безобидное… а мы выглядим, как два идиота. Я была недурна в то время, сейчас я могу это сказать. Ваши импрессионисты считали, что у меня «вполне современный вид», у меня был шик, и я могла держать ту позу, какую от меня хотели… Дега меня просто уничтожил!
Во Франции абсент постепенно утрачивал свой публичный характер, особенно после того, как он стал любимым напитком рабочих. В романе Золя «Западня» (1877) некий Бош вспоминает одного своего знакомого – «плотника, который разделся донага на улице Сен-Мартен и умер, танцуя польку. Он пил абсент». Около 1860 года абсент стал уходить с Монпарнаса и переходить от буржуазии и богемы к рабочим. Именно тогда его стали считать угрозой обществу.