душа признаёт лишь то, в чём она сложилась?
Этот вопрос не давал Индре покоя, ибо от его разрешения зависел смысл Великого похода. Двигаться — чтобы жить? Нет. Жить — чтобы двигаться! Вот в чём идея! Истинная идея «благородных». Осесть душой, мозгами, телом —значит, в лучшем случае, влачить существование. Арийство — это прорыв, направленная воля благородства на мелкодушье и упокойничество серости.
Однажды утром путники заметили у горизонта грязное пятно небесной накипи.
— Неужели гроза? — предположил Насатья.
«Возьми бурю в своё сердце…» — припомнилось Индре. Может быть, это и была та самая буря, которую он поджидал? Чтобы впустить в своё сердце?
Мрачное пятно застыло над тревожными далями. Видимый покой равнины скоро сменился напряжённым ожиданием чего-то неотвратимого, лютого и беспощадного. Земля будто сжалась, отдавая себя во власть наползающего мрака и разорения.
— Нужно привязать покрепче коней, — сказал Индра, выщупывая древесную крепь полуповаленного деревца. Всё, что произрастало вблизи их стоянки, оказалось для этого непригодным.
Индра заставил ашвинов скрепить колесницы ремнями, сомкнув их по кругу. После чего братьям было предложено заняться сбором и стаскиванием камней.
Неуверенный протест Насатьи воин подавил злым и беспощадным словесным натиском:
— Здесь и сейчас наша жизнь зависит от сговорчивости каждого. Разумеется, ты вправе сдохнуть. Если хочешь. Но в этом случае и у нас остаётся слишком мало шансов выжить.
Индра выпалил это так яростно, что молодой ашвин потерялся в собственной непокорности и, не находя из неё достойного для себя выхода, попросту подчинился чужой воле.
Натаскав камней, путники выложили их в колесницы. Доверху. В засыпь. Под тяжестью груза повозки сделались несворотимыми. Коней накрепко привязали вокруг колесниц. Индра не жалел верёвок. Ашвины смотрели на старания кшатрия с лёгкой долей иронии. Братьям всё это казалось чудачеством. Чрезмерными предосторожностями. Они, конечно, знали, по какой причине воин заявился к бхригам в этот раз. Он то терял коней, то колесницы. Может быть, в понимании ашвинов, это невезение и заставляло его теперь бороться за сохранность конных пар с таким неистовым рвением.
Между тем долину остелил сухой ветер. Задрожали чахлые деревца. Занервничали кони, топчась на своих привязях.
Индра поднял голову. Нет, не гроза опалила небо. Оно было сухим и душным. Безводным. Ветер носил по нему каты бурой грязи, валял по земле пыль и снова дымил её клубами над землёй.
Внезапно ветер пошёл взахлёст. Дрогнули колесницы. Индра успел обхватить руками поваленную оглоблю. Стало совсем темно. Шквал сносимого сухоземья налетел на стоянку арийцев ревущим потоком.