Я старался запечатлеть в памяти облик элима, чтобы узнать его, если нам доведется снова встретиться. Пошире среднего элима. Хрупкие косточки обтянуты бледной кожей. Глубокая ямка на подбородке. Поначалу я дал бы ему лет двадцать, но веселые морщинки у глаз подсказали, что он куда старше. Белый завиток постоянно норовит упасть на левый глаз.
— Может, впредь научишься доверять, когда предлагают помощь. Ну, давай. Я скоро буду. — Он хлопнул Желудя по крупу, и лошадка не спеша вышла из конюшни и немедленно повернула прочь из лагеря, прямо в метель.
Лагерь был погружен во тьму, и я представления не имел, куда мы направляемся — на запад, на восток, на утес или вовсе к звездам, — наверно, где-то над облаками светят звезды… Странно — впервые за полгода я не боялся. В том, чтобы ехать вслепую сквозь бурю, было какое-то странное спокойствие, — словно я и вправду опирался на руку безглазого бога.
Той морозной ночью я много раз взывал к Келдару. Нет, страшно мне не было. Просто надо было деликатно напомнить ему, что вот он я, здесь, среди ревущего ветра и нескончаемого снега. Мне бы не хотелось, чтобы он про меня забыл. Было невыносимо холодно, и губы, нос и руки у меня так зловеще онемели, что я едва не соскучился по привычной ломоте в пальцах — хоть было бы ясно, что они у меня еще есть. Пить хотелось ужасно, но ни воды, ни еды, ни огнива, чтобы развести огонь, ни убежища, кроме плаща, — ничего у меня не было. Семь лет я был странствующим музыкантом и втайне гордился собственной неприхотливостью, но жить, как солдат, в чистом поле, без ничего, меня никто не учил. Всякий раз, когда я думал, что хуже быть уже не может, оказывалось, это еще не предел. Как же я жив до сих пор? Наверное, бог мудрости чего-то от меня ждет: ведь всякому известно, что лошади — создания Келдара, а от медленной ледяной смерти меня сейчас спасала только лошадь.
Чтобы отвлечься от мыслей о моей несчастной судьбе и от панических порывов повернуть Желудя назад в Камартан, я попытался извлечь все, что возможно, из разговора с Зенгалом. Итак, Всадники меня боятся. Только этим можно объяснить их ненависть, их стойкое намерение заставить меня замолчать, то, что они ослушались Девлина. Неудивительно, что король встревожен. Не важно, кто я — его кузен, его брат, жена, ребенок: если ему приходится выбирать между мной и драконьими легионами — выбор очевиден. Элирия и ее вассальные королевства существуют только благодаря драконам.
Всадники считают себя выше политики. Каждое из Двенадцати Семейств служит тому правителю, которого оно считает или лучшим тактиком, или самым непримиримым и хитроумным противником, или самым безжалостным военачальником, или просто самым щедрым хозяином. Если Всадники присягнули кому-то на верность, единственное, что может заставить их поступиться честью и ослушаться своего повелителя, — это прямая угроза их превосходству, то есть их власти над драконами. Но, именем Семерых, почему они решили, что я им чем-то угрожаю?! Как только я добрался до этого вопроса, мысли у меня кончились. Я вернулся по цепи рассуждений немного назад и попробовал обдумать все снова, но неизбежно упирался именно в эту загадку.