– Ну что ж, милое дитя мое, отчего вы ни словом не обмолвитесь о Люсьене?
– Я вам обещала, – отвечала она, вздрогнув всем телом, – я вам поклялась не произносить этого имени.
– Однако ж вы постоянно о нем думаете.
– В этом моя единственная вина, сударь. Я всегда думаю о нем, и когда вы вошли, я втайне твердила его имя.
– Вас убивает разлука?
В ответ Эстер поникла головой, как больная, которая уже чувствует дыхание могилы.
– Встретиться… – начал он.
– Значит, жить, – отвечала она.
– Вы стремитесь к нему только душой?
– Ах, сударь, любовь едина, она вмещает в себе все.
– Дочь проклятого племени! Я все сделал, чтобы тебя спасти, а теперь возвращаю тебя твоей судьбе: ты его увидишь.
– Отчего вы клянете мое счастье? Разве я не могу любить Люсьена и жить в добродетели, которую я люблю так же сильно, как и его? Разве я не готова умереть здесь ради нее, как я готова была умереть ради него? Разве я не угасаю из-за этой двойной одержимости, из-за добродетели, сделавшей меня достойной его, и из-за него, отдавшего меня в руки добродетели? Скажите, разве я не угасаю, готовая умереть, не встретившись с ним, но готовая жить после встречи с ним? Бог мне судья.
Вновь ожили ее краски, бледные щеки вновь приняли золотистый оттенок. Эстер еще раз обрела былое очарование.
– Вы встретитесь с Люсьеном на следующий же день после того, как вас омоют воды крещения. И если вы, посвятив ему жизнь, сочтете себя способной жить добродетельно, вы больше с ним не расстанетесь.
Священник вынужден был поднять Эстер, у нее подогнулись колени. Бедная девушка упала, словно земля ушла у нее из-под ног; аббат усадил ее на скамью, и когда к ней вернулся дар речи, она вымолвила:
– Отчего же не нынче?
– Не желаете ли вы лишить монсеньера торжества по поводу вашего крещения и обращения в веру? Вы слишком близки к Люсьену, чтобы быть близкой к богу.
– Да, я ни о чем более не думала!
– Вы не созданы для религии, – сказал священник с выражением глубокой иронии.
– Бог милостив, – возразила она, – он читает в моем сердце.
Эррера, побежденный пленительной наивностью голоса, взгляда, движений и поведения Эстер, впервые поцеловал ее в лоб.
– Распутники дали тебе меткое прозвище: ты соблазнила бы даже бога отца. Еще несколько дней, – так надо! – и вы оба свободны.
– Оба свободны! – повторила она восторженно.
Эта сцена, наблюдавшаяся издали, удивила воспитанниц и воспитательниц, решивших по изменившемуся виду Эстер, что они присутствовали при каком-то волшебстве. Преображенное создание было полно жизни. Эстер вновь предстала в своей истинной любовной сущности, милая, обольстительная, волнующая, жизнерадостная, наконец она воскресла!