– Я их держу крепко!
Эти слова и жест заставили бы каждого содрогнуться.
– Где ты их нашел? – воскликнул Люсьен.
– Э-э, черт возьми! – Я не искал их у подножия тронов, – отвечал этот человек. – Европа выбралась из грязи и боится вновь туда окунуться… Если они не будут достаточно услужливы, пригрозите господином аббатом, и вы увидите, что они задрожат, точно мыши при слове «кошка»! Я ведь укротитель диких зверей, – добавил он, улыбаясь.
– А мне кажется, что вы демон! – воскликнула Эстер, грациозно прижимаясь к Люсьену.
– Дитя мое, я пытался посвятить вас небу; но раскаявшаяся блудница, даже найдись такая, только вводит в обман церковь: попав в рай, она опять станет куртизанкой… Вы выиграли, заставив забыть о себе и усвоив манеры порядочной женщины; теперь вы обучены всему, чему не могли обучиться в вашей гнусной среде… Вы ничем мне не обязаны, – сказал он, заметив прелестное выражение признательности на лице Эстер, – я все делаю ради него… – И он указал на Люсьена. – Вы девка и останетесь девкой, умрете девкой, потому что, несмотря на заманчивые теории животноводов, нельзя в этом мире быть не кем иным, кроме как самим собою. Знаток по части шишек48 прав! У вас шишка любви.
Испанец, как видно, был фаталистом, подобно Наполеону, Магомету и многим другим великим политикам. Удивительная вещь! Почти все люди склонны к фатализму, так же как большинство мыслителей склонно верить в провидение!
– Я не знаю, что я такое, – отвечала Эстер с ангельской кротостью, – но люблю Люсьена и умру, обожая его.
– Ступайте завтракать, – грубо сказал испанец, – и молите бога, чтобы Люсьен не слишком скоро женился… Тогда вы его больше не увидите.
– Его женитьба была бы моей смертью, – сказала она.
Она уступила дорогу лжесвященнику, чтобы украдкой шепнуть Люсьену:
– Неужели ты хочешь отдать меня во власть человека, который приставил ко мне этих двух гиен?
Люсьен понурил голову. Бедная девушка затаила печаль и казалась веселой; но она была крайне угнетена. Понадобилось более года неусыпных и самоотверженных забот, чтобы она свыклась наконец с двумя чудовищами, которых Карлос Эррера называл сторожевыми псами.
Со времени своего возвращения в Париж Люсьен вел себя так осмотрительно, что должен был возбудить зависть всех прежних друзей, чего он и добился; хотя единственной его местью были его успехи, бесившие их, а также его безукоризненная внешность и умение держать людей на расстоянии. Поэт, столь общительный, столь непосредственный, стал холоден и замкнут. Де Марсе, служивший образцом для подражания парижской молодежи, и тот не был так сдержан в речах и поступках. Что же касается ума, журналист дал в свое время тому доказательства. Де Марсе, которому многие противопоставляли Люсьена и с готовностью отдавали предпочтение поэту, проявил мелочность характера, озлобившись на него. Люсьен, оказавшийся в милости у людей власть имущих, настолько отрешился от мечтаний о литературной славе, что ничуть не был тронут ни успехом своего романа, переизданного под его настоящим названием