– Может быть, завтра – мне ведь не нужен покойник. К тому же, – продолжал Диего, и недобрая улыбка появилась на его лице, – гораздо интереснее иметь у себя на побегушках живого Ланкастера. Признаюсь тебе, еще большее удовольствие я получаю от сознания того, что могу сделать с ним все, что мне будет угодно. – Он непроизвольно повел пальцем по шраму на лице. – Слишком большое для него удовольствие, чтобы позволить ему умереть. Ты хочешь посмотреть, как я буду его выпускать? – спросил он, внимательно глядя на Марию. – Может быть, тебе это даже понравится?
Марии очень хотелось сказать брату в лицо все, что она о нем думает, но желание увидеть Габриэля взяло верх, и она промолчала. «Я делаю это для того, чтобы успокоить Каролину, – уговаривала она себя. – Я должна убедиться, что он жив и здоров. Не могу же я рассказывать ей о том, чего не видела собственными глазами». Вслух она сказала:
– Пожалуй, да. Скажи мне когда, и я приду. На следующее утро она стояла рядом с Диего и главным надсмотрщиком, Хуаном Пересом, и наблюдала, как двое крепких слуг пытаются сдвинуть с места тяжелую крышку. Видя, с каким трудом им это дается, Мария начала сомневаться в том, что, придя сюда, поступила правильно. Вряд ли ей удастся скрыть от Диего свои чувства: ужас от того, что ей предстоит увидеть, и сострадание, которое она не сможет не почувствовать к несчастному. Крышка поддалась и стала понемногу сдвигаться в сторону. Как будто чья-то железная рука сжала ее сердце. Боль была такая сильная, что Мария еле слышно застонала.
Медленно, с трудом разгибая руки и ноги, Габриэль стал выпрямляться. Было видно, что каждое движение причиняет ему страдание. Он мало напоминал того Ланкастера, которого она впервые увидела на борту «Санто Кристо», и того, который являлся ей в снах. Вид у него был ужасный – грязные изодранные штаны болтались на бедрах, на шее висела тяжелая железная цепь, длинные спутанные волосы спускались на покрытую шрамами спину, а черная борода закрывала половину лица; от былой гордой осанки не осталось и следа – перед ней стоял изможденный тяжелым трудом и измученный пыткой чужой, незнакомый человек. Еле передвигая затекшие ноги, он начал выбираться из ямы, и Мария с трудом сдержала себя, чтобы не броситься ему на помощь. Он стоял перед ней, слегка покачиваясь на нетвердых ногах и щурясь от яркого солнца. Но когда его глаза привыкли к свету, и он, оглядевшись, увидел Диего и Марию, во взгляде его сверкнули такая ненависть и такое презрение, что Мария невольно подалась назад.