– Я приказал - в укрытие! - громко повторил команду Новиков, встретясь с лихорадочными глазами первого повозного, тот со стоном нетерпения кидал ящики на землю, и договорил тише: - Батарея как на ладони! Вы это еще не поняли?
Над головой хлестнула очередь. Новиков нагнулся, а повозочный упал животом на ящик, прохрипел в землю:
– Товарищ капитан… Немцы-то совсем рядом… Целоваться можно. Мы ж не знали…
– Ма-арш! - приказал Новиков.
Эта последняя команда оторвала повозочного от земли. Боком упал на повозку, рванул вожжи, повозка покатилась по скату высоты, стуча оставшимися снарядными ящиками. Вокруг, озаренные ракетами, на рысях мчались мимо Новикова повозки, вслед им хлестали огненные струи пулеметных очередей. Беспрерывно освещаемая высота опустела и точно вымерла сразу. Два пулемета, стоявшие очень близко, вперекрест с перемещением били по ней, будто прочесывали каждую осеннюю травинку светящимися острыми зубьями гигантского гребня, и Новиков, услышав приближающиеся тюкания пуль в землю, лег на траву. Он чувствовал, что немцы теперь не выпустят высоту из виду, будут прочесывать ее всю ночь - все это вдвойне осложняло дело, злило его. "Засечь батарею еще до боя!"
Пулеметы внезапно смолкли, одни ракеты, взлетая над озером, извивались щупальцами огней в воде.
Наконец ракеты сникли, темнота упала на высоту. Новиков встал и, уже не доверяя тишине, позвал вполголоса:
– Младший лейтенант Алешин!
– Здесь я.
Возле зашуршала трава, быстро подошел Алешин, забелело лицо в темноте.
– Вот джаз устроили!.. Два пулемета я засек. Под самым носом стоят. Дать по ним огонь? Чтоб заткнулись!
– Не говорите чепухи, - оборвал его Новиков. - Батарею не демаскировать. Окапываться в полнейшей тишине. За курение под суд. Все ясно? Раненые есть?
– Нет. Только один повозочный, Сужиков. На мину нарвался. Лена с ним.
– Знаю. Я сейчас туда. За меня остаетесь.
– Слушаюсь, оставаться. - Алешин с сожалением задержал вздох, тут же нарочито бодрым голосом добавил: - Возьмите это, товарищ капитан, Леночке, - и уже неловко протянул Новикову две плитки шоколада. - Подкрепиться… а то они тут в карманах понатыканы, плюнуть негде!
Новиков молча сунул шоколад в карман, как бы не обратив внимания на неловкость Алешина. Он никогда раньше не замечал между младшим лейтенантом и Леной каких-то особых отношений, какие, казалось ему, были между ней и Овчинниковым. И то, что Алешин смутился, говоря "Леночке", было Новикову неприятно. Он не хотел, чтобы этот чистый мальчик - младший лейтенант, напускавший на себя взрослость, - попал под колдовство этой обманчиво непорочной Лены, знающей все, что можно только познать на войне, в вечном окружении огрубевших от военных неудобств мужчин.